Техника - молодёжи 1993-12, страница 57

К. Дж. Черри. ВРАТА АЗЕРОТА

день, они были уже далеко от места ночлега и надеялись, что едут в другую сторону. А может, и нет: зеленые ветви окружали со всех сторон, не позволяя точно определить направление. Позже они наткнулись на дерево с белой веревочкой, обвязанной вокруг ствола,— приметное, старое, обожженное молнией. Ванай остановился: вот свидетельство, что здесь побывал человек. Но Моргейн ударила каблуками Сиптаха, они проехали немного дальше и наткнулись на колею, оставленную в грязи колесами. Ванай встревожился, когда она свернула на дорогу: не в обычае Моргейн искать встреч с местными жителями, о которых она ничего не знает.

— Если это добрые люди,— произнесла она,— мы предупредим их о тех, кого привели за собой. Если потребуется защитить людей, мы сразимся с врагами.

Ванай промолчал. Ее намерение казалось нелогичным — ведь придется сделать именно то, чего они всеми силами старались избежать. Повернуть назад и встретиться с многотысячной ордой — прекрасно вооруженной и способной превратить мир, по которому они шли, в безжизненную пустыню. Из этого следовал единственный вывод: Моргейн сказала не всю правду. Суть заключалась в мече, висящем у ее колена на седле, в его Силе. Моргейн тоже обладала частицей этой Силы — значит, вело ее не безумие, а бесстрашие? Он последовал за ней — таков был долг илина.

ГЛАВА 2

Вдоль дороги то и дело встречались признаки того, что здесь бывают люди: следы от колес и копыт, сломанные ветки, клочья шерсти на придорожных деревьях. Ванай решил, что по этой тропе здешние пастухи гоняют стада на водопой. День уже клонился к вечеру, когда они достигли деревни.

В ней вполне могли бы обитать лесные жители Андура; крыши, правда, были другой формы, с выгнутыми скатами. Деревня купалась в солнечном сиянии, кое-где падали тени старых деревьев, зелено-золотистая дымка окутывала старые срубы и крыши, крытые соломой. Жилье полностью бы слилось с лесом, если б не крашеные бревна срубов; но краска давно выцвела. Домов было около тридцати, без заборов; загоны для скота, одна-две телеги, пыльные амбары — и одно огромное здание, из бревен с резными карнизами, тоже крытое соломой. Отнюдь не дворец лорда, просто громоздкое, чуть покосившееся строение со множеством окон.

Моргейн остановила коня, Ванай, поравнявшись с ней, натянул поводья; у него защемило в груди.

— У такой деревни,— сказал он,— просто не может быть врагов.

— Будут,— промолвила Моргейн и пришпорила Сиптаха.

Их появление вызвало небольшую суматоху. Дети, возившиеся в пыли, оторвались от игр и уставились на них. Женщины выглядывали из окон и выбегали на улицу, вытирая руки о подол. Два старика вышли из большого дома и ждали, когда они приблизятся. К ним присоединились люди помоложе, старухи и парнишка лет пятнадцати, работник в кожаном фартуке. Подошли другие старики. Они хмуро стояли — обычные люди, смуглые, невысокие.

Ванай нервно вглядывался в простенки между домами, в просветы между деревьями, в дальние огороды; всматривался в открытые окна и двери, в загоны и телеги, ожидая засады. Ее не было. Он сжимал рукоять меча, свисавшего с седла, но Моргейн держала руки на виду. Она казалась мирной, грациозной, и Ванай устыдился своей подозрительности. Моргейн остановила Сиптаха подле небольшой кучки народа, собравшейся на ступеньках большого дома. Люди поклонились все вместе, изящно и торжественно, как лорды. «Не верьте нам,— думал Ванай-.— Вы не можете знать, кто придет за нами». Но на лицах не было ничего, кроме уважительной заинтересованности, и самый старый приветствовал их.

И тут сердце Ваная застыло — эти люди говорили на языке кхелов. «Арртхейн» — так они обращались к Моргейн; это означало «миледи». Пока они странствовали, Моргейн мало-помалу обучила его этому языку, и он вполне понимал слова вежливости, угрозы и другие, самые необходимые. Маленькие смуглые люди не были кхелами, но старики, совершенно очевидно, почитали их и приветствовали Моргейн как кхелы, на которую она была похожа.

Ванай взял себя в руки. Поначалу душа его содрогнулась, услышав этот язык из человеческих уст, но он смирился: по

всюду, где бы ни побывали кхелы, их речь оставила следы. Даже родной язык Ваная, если верить Моргейн, содержал много кхельских понятий. Хотя поверить в это было трудно! Больше всего его удивило то, что эти люди говорили почти на чистом, неискаженном наречии. «Кхемейс» — так они назвали его. Это означало «спутник»; здесь, где почитали кхелов, «милордом» он не был!

— Мир вам,—приветствовал их он тихим голосом, как было принято почти повсеместно, и услышал:

— Чем мы можем порадовать тебя и твою леди?

Но он не мог ответить, хотя понял вопрос.

С ними заговорила Моргейн. Спустя минуту она искоса взглянула на него.

— Слезай,— велела она на языке кхелов — Это друзья.

Это было сказано, чтобы заверить деревенских в мирных

намерениях гостей. Ванай спешился, но не утратил бдительности и не отходил от госпожи ни на шаг; он стоял, сложив руки на груди, чуть в стороне, откуда мог видеть Моргейн, тех, кто с ней говорил, и тех, кто подходил с разных сторон. Слишком много людей, слишком тесная группа — это ему не нравилось, хотя никто не проявлял дурных намерений. Часть разговора он понял — обещание крова и пищи. Местный акцент слегка отличался от речи Моргейн, но не слишком резал слух; не больше, чем когда она говорила на родном языке Ваная.

— Нам предлагают приют,— сказала Моргейн — Я решила остановиться здесь, пока нам ничего не грозит... хотя бы на ночь.

— Как пожелаете, лейо.

Она указала на красивого мальчика лет десяти.

— Это Син, старший из внучатых племянников Витейза. Он присмотрит за лошадьми, но лучше, чтобы ты тоже занялся ими с его помощью.

Это означало, что она решила отослать его, и не слишком обрадовало Ваная.

— Прошу сюда, кхемейс,— сказал ему мальчик.

Моргейн удалилась в большой дом со стариками, а Син повел его к сараю, смущаясь, как любой деревенский мальчишка, не привыкший к чужакам и оружию. Мальчик дивился росту Ваная: в этой деревне тот выглядел весьма внушительно, ни один мужчина не доставал ему до плеча. Возможно, подумал Ванай, его считают кхелом-полукровкой, чем он не мог гордиться; но спорить не имело смысла.

Син о чем-то болтал, пока они не пришли в сарай и не начали распрягать лошадей. Ванай кое-как пытался отвечать, пока ему не надоело, и после очередного вопроса сказал:

— Прости, я не понимаю.

Мальчишка удивленно уставился на него, поглаживая ко былу.

— Кхемейс?

Ванай не знал, как объяснить. Можно сказать: «Я здесь чужой», или: «Я из Андур-Керша», или еще что-нибудь... Но стоило ли? Лучше оставить разговоры для Моргейн, она понимает этих людей и сама решит, что можно сказать, а что надо скрыть.

— Друг,— сказал он, i ютому Что знал это слово, и лицо Сина просветлело.

— Да,— откликнулся Син и начал чистить кобылу скребницей. Он с радостью исполнял все, что показывал ему Ванай, и тонкое лицо его просияло от удовольствия, когда Ванай улыбнулся и попытался выразить удовлетворение его работой. Хорошие люди, люди с открытыми сердцами, подумал Ванай и почувствовал себя в безопасности.

— Син,— сказал он, тщательно подбирая слова,— ты присмотришь за лошадьми. Согласен?

— Я буду спать здесь,— заявил Син, и в темных глазах его вспыхнул восторг — Я буду заботиться о лошадях, о вас и о вашей леди.

— Пойдем со мной.

Ванай поднял на плечо их небогатое имущество — седельные сумки со всем необходимым на ночь, с пищей, которая могла привлечь зверей, и сумку Моргейн, в которой уже не осталось ничего, что могло бы потешить чужое любопытство. ОбщееI во Сина доставляло ему удовольствие — счастливое выражение не сходило с лица ребенка. Ванай положил ладонь ему на плечо, и мальчик просто надулся от важности на зависть другим мальчишкам, глазевшим на них издалека. Они добрались до большого дома и

54