Техника - молодёжи 1994-08, страница 62

i^io

Однажды...

МНОГО ХОЛОДКОВСКОГО!

Как-то раз выдающийся русский гельминтолог К.И. Скрябин (1878 - 1972) разговорился со своим швейцарским коллегой профессором О.Фурманом.

- Удивляюсь, почему среди ученых в России столь распространена фамилия Холод-ковский, - между прочим заметил Фурман.

- Из чего это вы вдруг сделали такое заключение?

- А как же? Следя за научной литературой, я часто встречаю работы двух Холодковских -зоолога и гельминтолога. А кроме того, уверяли меня, есть еще один Холодковский, который очень удачно перевел на русский язык гётевского "Фауста", произведения Байрона, Лонгфелло, Шиллера...

- Да вы говорите об одном Холодковском! - расхохотался Константин Иванович.

И действительно, член-корреспондент Петербургской АН Николай Александрович Холодковский (1858 - 1921) был не только зоологом широкого профиля, но и блестящим поэтом-переводчиком: в частности, за перевод "Фауста" он 19 октября 1917 года был удостоен полной академической премии А.С.Пушкина.

УХ, ЭТА МОЛОДЕЖЬ!

В первой половине XIX века в России распространилась мода на романы известного английского писателя Вальтера Скотта (1771 - 1832). Как-то раз его произведения обсуждались в молодой компании в присутствии одной почтенной старушки, юность которой пришлась на увлечение русского общества писаниями француз

ского философа Вольтера (1694 - 1778). Ее шокировал разговор молодых людей и, толком не расслышав, о ком идет речь, она решила призвать их к порядку.

- Господа! Я полностью согласна: Вольтер, конечно, вольнодумец, но не кажется ли вам, что называть его скотом, право, уж чересчур... ■

Кто есть кто "Прилежность твоя похвальна, только не сожги дворца"

- так сказал Петр I Андрею Константиновичу Нартову (1693 -1756), застав его спящим возле оплывшей свечи над чертежом Кронштадтского канала: он ломал голову над тем, "как бы легче и прямее колоть и пилить камень, которым канал устилаться долженствовал, и каким образом отворять и запирать слюз-ные ворота"...

12-летним подростком Нар-тов пришел учиться на токаря к мастеру Блееру - в мастерскую при московской Навигацкой школе. Находившаяся в Сухаревой башне, она была первым техническим заведением в России, готовившим специалистов, пригодных "не токмо к морскому ходу, но и артиллерии и инженерству". Петр умел отличать талантливых людей и после смерти Блеера назначил Нартова сначала на его место, а потом в 1712 году перевел в Петербург для службы в Токарне, которая находилась в Летнем саду рядом с дворцом царя. Делали тогда там токарно-копировальные станки и всякие художественные изделия на них.

Один станок, построенный Нартовым, Петр I увез в 1717 году во Францию, а другой тот сам передал в 1718 году прусскому королю Фридриху-Вильгельму I, во время своей заграничной командировки. После Берлина, Гааги и Саардама он в январе 1719 года прибыл в Лондон, а в октябре - в Париж, где его работы высоко оценил президент Парижской академии наук.

В 1723 году Нартов возглавил Токарню и окончательно стал близким царю человеком. Не меньше Петра любил его и Яков Брюс - ученый, математик, президент Берг - и Мануфактур-коллегий, генерал-фельдмаршал и великолепный артилле

рист. Ведь Нартов много сделал и для российской артиллерии. Машины для сверления, новые приемы отливки пушек. Метод заделки раковин и даже сквозных трещин в стволах, с помощью которого вернули в строй 914 орудий! И тратил Нартов на каждую пушку всего одну копейку "секретных материалов", а сам жил в долгах: личные деньги уходили на книги и инструменты. "Зачинив" в 1748 году 364 пушки, он сэкономил казне более 60 тыс. рублей, ибо переливка, допустим, 200-пудовой пушки обходилась в 400 рублей.

Стоит в артиллерийском музее в Петербурге и скорострельная батарея из 44 трехфунтовых мортирок конструкции Нартова, а его способ использования снарядов "вне капибера" вообще был не слыхан ни в России, ни в других странах. Предложе-ная им обточка чугунных ядер, бомб и гранат, имеющих неровности, была внедрена сразу во всех арсеналах, ибо только в Петербурге из 25150 гранат годными к стрельбе оказалось всего 879 штук! Создал Нартов и оптический прицел, и новый запал для пушек. К сожалению, тайну "сочиненной химической материи" для заделки раковин он и его ученики так и унесли с собой, ибо не без основания боялись, что похитят ее другие государства через какого-нибудь алчного чиновника, и потому записей не делали даже в секретной прошнурованной книге.

Из 10 станков для художественного точения, находящихся в Эрмитаже, 6 построены Нартовым. Есть там и паникадило из слоновой кости, выточенное при его участии; увидев этот шедевр, один иностранец сказал, что не пожалел бы миллионов, чтобы купить. На что получил ответ: "У России миллионов достаточно, а люстра такая только одна!"

В декабре 1724 года Нартов подал Петру I проект создания "Академии разных художеств", но император был уже тяжело болен, и его любимый ученик оставался у ложа умирающего до самого конца.

В 1727 году Нартова послали в Москву для налаживания монетного производства, а в 1729-м - в Сестрорецк "для переделу в монету двадцати тысяч пудов красной меди". Одним из его изобретений стала безотходная "махина" для толчения "монетного сора". Создал он и эталоны весов. В 1736 году Нартова определили в "Лабораторию к механическим токарным махинам" Академии наук, где исполнялись уникальные работы - от астролябий и компасов до водоподъемных машин и установки для подъема царь-коло-кола. Именно здесь он построил знаменитый токарно-винто-резный станок с механизированным суппортом и набором сменных зубчатых колес - идея, которая используется до сих пор!

Вернувшись в Петербург, Нартов начал работать над книгой "Театрум Махинарум", где дал чертежи и описания всех известных ему станков, инструментов, приборов и декоративных предметов. Увы, столь уникальный труд завершил уже его средний сын Андрей: книга

Листая архивы СНОВА О "ПОТАЙНОМ СУДНЕ"

В нашем краеведческом музее выставлен макет (его сфотографировал мой брат, школьник Станислав Анисимов) и представлено описание "подводного судна мещанина города Кременчуга Ромоданов-ского", здесь же хранится копия "Мнения Комитета Академии Наук Российской империи..." о данном изобретении. Из него следует, что субмарина должна была передвигаться посредством гребного винта, находившегося на корме и работавшего за счет мускульной силы экипажа.

Столичная комиссия крайне скептически отнеслась к подобного рода двигателю, а в дополнение подчеркнула еще ряд существенных недостатков, сводящих проект на нет. В документе, датированном 7 июля 1799 года, в частности,

говорится: "Академия Наук в сооружении сего судна находит многие трудности, кои предприятие изобретателя делают невозможным. Трудности от суть следующие:

1. Крайняя... точность, которую в расширении мехов или крыльев, по бокам приделанных, наблюдать должно, чтобы судно, хотя бы на краткое время, осталось в воде на делаемой глубине. При малейшем от оной отступлении... судно поднимается вверх и часть его обнаруживается.

2. Способ сообщать судну под водою движение вперед недостаточен, или ежели бы ему на нос движение сообщено было, то наибольшая часть оного уничтожается, когда плоскость, служащая приведению судна в движение, внутрь оного будет обращаться.

3. Давление воды на судно,

а особливо на гибкие части, о котором изобретатель понятия не имеет, разрушает оное.

4. Совершенная невозможность обновлять внутри судна воздух, а возобновление оного для людей, в судне находящихся, необходимо.

5. Опасность почти неизбежная, чтобы вода мало-помалу не прошла в судно и тяжестью своею оного истопила.

6. Наконец, хотя бы упомянутых трудностей не было, однако никоим образом посредством мехов не можно достигнуть до того, чтобы точно такая часть судна выставлялась, какая потребна, что- . бы можно было погружать оную часть на нужную глубину и двигать при этом судно вперед".

Таким образом, комиссия пришла к выводу о нецелесообразности выделения средств на строительство подводной лодки Ромода-ноеского. Дальше опытной модели автора дело не пошло. Однако нужно помнить и об этой странице истории отечественного подводного судостроения. ■

К.АНИСИМОВ, студент I г.Кременчуг Полтавской обл.

Техника — молодежи 8' 94