Техника - молодёжи 1995-09, страница 17

ИЗ ИСТОРИИ

С О В Р Е

н о с т и

и

стория, с которой хочу начать, произошла четверть века назад в Тбилиси, на знаменитом коньячном заводе, куда меня привели журналистские пути-перепу-

Естественно, для гостя устроили экскурсию по цехам и подвалам-хранилищам. Одновременно сопровождавший нас мастер-коньяковед рассказывал, чем хороший напиток отличается от обычного,

— Предположим, — громко, так что эхо катилось по штольням, вещал провожатый, — прошлой осенью мы заложили на созревание сто бочек коньячного спирта. Через три года соберем дегустаторов — пробовать, что получается. И они (пауза) забракуют 80 бочек из ста: не выйдет из них классный напиток. Эти бочки пустим в розлив — так делается коньяк "3 звездочки". Через год опять соберемся — из оставшихся 20 бочек забракуем 15. Пустим и их в розлив — коньяк "4 звездочки" пойдет в продажу. Еще год пройдет — и из оставшихся 5 бочек содержимое лишь одной будет определено комиссией как коньяк с будущим. Из прочих сделают "5 звездочек". Ате высокие марочные коньяки, с которыми вас скоро познакомят в дегустационном зале, де-• лаются из этих единичных бочек, из единственных в своем роде спиртов. Обычно — после смешения (купажа) виноматериалов разного вкуса и возраста, из разных районов Грузии. Нуа фильтруют их, — тут наш провожатый выдержал еще одну паузу и произнес с придыханием: — Только это не для печати... Фильтруют их через необыкновенную ткань, всего метр удалось достать у атомщиков. Фильтр Петрянова называется. Больше ничего не скажу — большая тайна. Государственный секрет!

Через час в дегустационном зале прекрасный коньяк, как и следовало ожидать, развязал языки, и я сказал, что "атомную" фильтровальную ткань ви--дел не раз, а изобрел ее наш главный редактор — академик И.В.Петрянов-Соколов. Что тут было! Какие тосты!.. Прощаясь, гостеприимные хозяева вручили три умопомрачительных поллитровки: одну — дорогому гостю, другую —уважаемой редакции, а третью — академику Петрянову, который изобрел такой 1й фильтр.

»У\ПАТЬ ПОМЕНЬШЕ НАДО". Пройти через

I фильтр Петрянова, только, конечно, не

V-/ткань, а нравственный и профессиональный фильтр, мне довелось несколькими годами раньше, когда в качестве главного редактора будущей "Химии и жизни" он устроил мне, как, впрочем, и всем, кого брали на работу в новый журнал, своего рода смотрины и экзамен. Экзамен оказался несложным. Проходил он, что меня несказанно удивило, в коммунальной квартире, неподалеку от Трубной. Если не ошибаюсь, Игорь Васильевич был последним нашим академиком, довольствовавшимся двумя комнатами в коммуналке. В отдельную квартиру они с женой въехали лишь году в 70-м.

Хотя в те времена, когда мы познакомились, большинство научных работ Игоря Васильевича помечались грифом "секретно", он и тогда уже активно занимался просветительской и общественной деятельностью. Просветительство — в самом широком смысле этого слова — считал наиважнейшей и почетной обязанностью любого ученого. К тому же в его мозгу уже сложилась концепция безотходных и малоотходных технологий, без которых, как он считал, у человечества как биологического вида нет будущего.

— Природа не может больше выносить чудовищные нагрузки экологически чуждых ей выбросов — отходов промышленности, которые составляют до 99% от добываемого сырья, а их концентрация в природе возрастает по экспоненте. Мир может вскоре стать гигантской свалкой... Единственное средство против них — безотходные и малоотходные, ресурсосберегающие технологии. Другого выхода нет! Мы должны сохранить и воду,

Владимир СТАНЦО

ФИЛЬТРЫ ПЕТРЯНОВА

и почву, а главное — воздух.

С первых встреч внушал это Игорь Васильевич и нам, своим сотрудникам по просветительской деятельности, и студентам — будущим ученым и "капитанам производств" — в Менделеевском институте, и в правительственных кабинетах, в которых к его голосу иногда прислушивались.

Научно-популярные журналы вообще он считал более важными для жизни и даже для науки, чем чисто научные или производственно-технические.

— Чтобы узнать новое в своей узкой области, мне достаточно встреч с двумя-тремя десятками специалистов. Но я не смогу придумать ничего нового, если не буду знать, что творится в смежных областях...

Вот и занимался всю жизнь просветительством: писал научно-популярные книги и статьи, организовывал новые журналы и книжные серии, председательствовал в академическом редакционно-из-дательском совете, естественнонаучный том первой Детской энциклопедии редактировал... За свою целенаправленную просветительскую деятельность Игорь Васильевич был удостоен медали Ушинского и Международной премии Калинги, присуждаемой ЮНЕСКО.

Игорь Васильевич Петрянов-Сокопов — академик, лауреат и проч. В общении — просто Игорь Васильевич и просто Петрянов. Почему-то он не привечал никогда вторую половину составной своей фамилии.

До седых волос сохранил он фантастическую любознательность и легкость на подъем. В сталинские еще времена, когда за прогул или опоздание на работу можно было под суд попасть, умудрился . на день смотаться в Киев, чтобы своими глазами наблюдать солнечное затмение. Позже подарил мне одну из вулканических бомб, демонстрировал собственноручно отснятые слайды (очень любил всегда это дело) извержения камчатского вулкана Толбачик...

Когда его спрашивали, как ему на все это времени хватает, улыбался в бороду довольно и говорил, что, дескать, спать поменьше надо и что вообще жизнь — штука интересная, везде надо ус-

Во время последней нашей многочасовой беседы (было это около двух лет назад — вместе готовили статью о НИФХИ, знаменитом Карповском институте, в котором Петрянов проработал, страшно сказать, 65 лет) я попросил его вспомнить

о самом забавном и если можно, то и о самом неприятном эпизоде в его научной, общественной или просветительской деятельности.

Игорь Васильевич не заставил себя упрашивать. Рассказал, например, как в 1929 г. его, совсем молодого сотрудника НИФХИ, съезжающего с лестницы по перилам, поймал за ухо почтенный академик А.Н.Бах. Что же касается самого неприятного эпизода, то, чтобы быть точным, воспроизведу фрагмент его рассказа из той статьи.

— Самые неприятные и самые тяжелые переживания были связаны с внезапным арестом моего научного руководителя профессора Николая Альбертовича Фукса. Спустя несколько лет после этого грустного события меня пригласили в какое-то поганое учреждение без вывески и сказали, чтобы я написал, если я считаю для себя это возможным, поручительство за Николая Альбертовича. Если я соглашусь написать такое поручительство, то, может быть, они его отпустят. Но я за свое поручительство должен нести ответственность.

И я сидел часа 3 или 4 и написал 5 или 6 страниц поручительства за Фукса. Через 3—4 месяца его выпустили, не знаю, из-за моего поручительства или по другой причине. Но подписку о неразглашении с меня взяли — я вам первому об этом расска-

Вроде и кончилось все хорошо, и Николай Альбертович вернулся в отдел, получил вскоре лабораторию, а вот осадок от беседы в том доме без вывески остался. И остался стыд за сомнения, за испытанный тогда страх, хотя в жизни, конечно, были и другие страхи. Страх ответственности, в первую очередь, страх неудачи...

Воспроизвел этот монолог и вспомнил другие эпизоды — как ходил Игорь Васильевич к Зимяни-ну (был такой секретарь в ЦК КПСС, ведал идеологией) и другим важным чинам, отстаивая, не всегда удачно, наш общий журнал — "Химию и жизнь" — после той или иной "неправильной" публикации.

Вспоминается и такой эпизод — сравнительно недавняя беседа с господином Алексом Г., бывшим советским, ныне американским ученым. Разговор зашел о критериях успеха — здесь и там, о предельно допустимых концентрациях компромисса в жизни и науке, в том числе при общении с "заказчиками" из разных сфер, включая армейские, Вспомнил в этой связи о Петрянове и его "атомных" фильтрах. И тогда мой собеседник разразился гневной тирадой о том, что, дескать, Петрянов — типичный преуспеватель от науки, с потрохами запродавшийся военно-промышленному комплексу и поэтому, только поэтому, имевший возможность иногда "что-то себе позволить"...

Мы крепко тогда поспорили, и сейчас вроде бы продолжается этот спор. Кто, скажите, положа руку на сердце, кто из советских ученых — физиков, химиков и даже генетиков — смог избежать в проклятое наше время работы по военной и (или) атомной тематике?! Вспомните Капицу и Сахарова или, скажем, Игоря Евгеньевича Тамма, чей вклад в бомбу бесспорен, но тем не менее в среде физиков до сих пор фигурирует внесистемная единица порядочности — один Тамм.

Может введем, пока не поздно, подобную единицу жизнелюбия или, к примеру, разносторонности, или меру, которой определяется эффект просветительства, и назовем ее, скажем, один Петря?

ВОЗДУХ, КОТОРЫМ МЫ ДЫШИМ, считается газовой смесью. Но это не правда — идеальный вариант. В действительности же, с точки зрения физхимии, воздух — непростая система: взвесь твердых и жидких частиц в газовой фазе. Аэрозоль.

Главная заслуга Игоря Васильевича в науке — это создание стройной концепции, учения об аэрозолях. Знаменитые фильтры — практическое приложение той концепции, и не нам судить, что

Каждый год в атмосферу Земли поступает 1850 млн, т твердых частиц естественного происхождения и вдобавок 760 млн. т — антропогенного. Вот каким воздухом дышим! Размеры твердых взвешенных частиц измеряются обычно микронами и их долями. Прочие, более крупные, оседают под

ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 9'9 5

кя