Техника - молодёжи 1997-07, страница 48

— Странно — кому хочется страдать? — вроде бы сам у себя спросил мужчина лет сорока с пшеничными усами.

Лицо Юрия Вольфовича стало жестким

— Не заставляйте меня думать, сударь, что вы плохо знаете клиентуру,— в его голосе появились металлические нотки. — Вы для фирмы, но не она для вас. Это во-первых. А во-вторых, советую всегда помнить: вы подписали контракт, из коего следует, что «666» — не контора, из которой можно уйти, когда заблагорассудится Здесь работают до смерти: не забыли зтот пункт? И если кто-то нарушает правила, разглашает тайну или даже упускает шанс обогатить фирму, он сам обрекает себя Наши приборы не разбирают, донор вы или сотрудник фирмы.

Он произнес все это, так и не повернув головы в сторону испуганного подчиненного, и продолжил:

— Сегодня, по случаю юбилея, мы угощались коктейлем аур — теми самыми частицами, которые невозможно увидеть...

«Но я-то их видел, зти шарики с искорками!» — пронеслось у меня в голове.

—... И вы сами почувствовали, что деньги с клиентов мы берем не зря. Что касается новых товаров - кратковременных страданий, жалости, стыда и прочих острых чувств, то именно на них мы уже и получили заказ. Чтобы срочно и качественно выполнить его, пришлось провоцировать увеличение этих подвидов энергии в ауре. Опыт удался. Была найдена любящая пара. Муж погиб в «случайной» автокатастрофе, что, естественно, до предела увеличило в ауре его вдовы концен рацию энергии страдания. Ее-то мы и перевели на наши ко денсаторы. И вот тут я вынужден сделать замечание. Поскольку ее аура оказалась очень сочной и по другим параметрам, оператор, желая побольше заработать, включил все три прибора. Не надо увлекаться: лучше брать у пяти человек по одному-два вида, чем полностью «раздеть» одного донора. В Москве, конечно, народу хватит, но все же целесообразнее обходиться без трупов — ведь со временем с перспективного донора, оставленного «на вырост», можно снять несколько «урожаев».

«...Да ведь он же о Болерах говорил!» — дошло до меня, и я, не помня себя от злости, ударил мокрым от дождя кулаком в стекло. Но от удара почему-то не стекло разбилось, а все окно вывалилось. Неведомая сила оторвала меня от земли и головой вперед втащила в комнату так космонавты в невесомости плавают внутри корабля. Сидящие за столом повернулись к окну, и вдруг я с ужасом увидел, как мгновенно меняются их лица. Тело продолжало двигаться по воздуху, и вопль застрял в горле. Чем ближе я подлетал к столу, тем озлобленней становились лица сидящих. Да это уже были и не лица: глаза Татьяны Львовны выпучились, верхняя губа оттопырилась и из-под нее выглянули два острых тонких клыка; нос Юрия Вольфовича неимоверно вытянулся крючком и стало слышно, как заскрежетали его ужасающие желтые зубы; усач тянул ко мне руки, на которых с каждой секундой все увеличивались огромные, длинные, похожие на сабли когти лысый толстяк хрюкнул и на месте его носа образовался поросячий пятачок, кисти рук превратились в копыта, а маленькие заплывшие глазки выражали только одно: «сожрать, сожрать, сожрать...»

«Оборотни! — хотел закричать я. — Вампиры! Изыди, нечистая сила! Свят, свят, свят! — но крик, как зто часто бывает в снах, не прорывался сквозь какой-то комок в горле. Я понимал, что сейчас, вот сейчас они все сразу набросятся на меня, вопьются клыками в тело, станут жадно высасывать кровь, сдирать ауру и чавкать, чавкать, упиваяс беззащитностью жертвы.

И, оказывается, не вокруг стола, а вокруг свежей могилы сидели они. Затем вскочили, завращались, закружились, видоизменяясь с каждой минутой все больше и становясь все страшнее; словно шабаш начался; волосы их всклочились, а у лысого появилось омерзительное фиолетовое пятно на голове; отвратительный запах гниения, све кающие лютой злобой глаза... Даже одежда изменилась — стала грязными лохмотьями: будто не минута прошла, а десятилетия; и словно мертвецы передо мной, по недоразумению вставшие из могил и затеявшие эту нелепую пляску.

Пытаясь отдалиться от них, увильнуть, я хотел роситься назад, к окну, но опереться в воздухе было не на что, шелуха белых шариков сама парила без опоры, и потому тело оставалось неподвижным, глухо зависшим между полом и по олком «Неужели — все, конец? — мелькнуло в голове.— Такова, значит, моя смерть? И жил я только для того, чтобы меня сожрало зто гнусное зверье? Какой кошмар, бред, идиотизм!»

— Не-е-т!!! — заорал я изо всех сил и вдруг понял, что сам вопль, сам звук нарушил что то в комнате; и хозяева ее на мгновение застыли, и я поднялся чуть выше к потолку, и теперь им уже труднее было дотянуться до меня.

— Не-е-т¹! — снова вырвалось из груди, и неведомая сила подняла меня еще на полметра. То ли это происходило от нежелания умирать так по скотски, то ли — от того, что где-то в подкорке, в подсознании засела мысль: все ito передо мною,— фантасмагория, это не опасно, как не опасен маскарад.

— Да-да! Да! Да-да! Да! — завыли, зашипели, захрюкали они, за-клацали зубами, прыгая и стараясь зацепить меня длиннющими, со следами засохшей крови, когтями. — Да! Да-да! Да! — Стало ясно,

что они хотят убедить и меня, и, прежде всего, — себя самих в том, что все зто — явь, реалия, и для этого им нужен я, нужна победа надо мной, нужна хоть капля моей крови, нужно мое падение.

Желая достать меня, Юрий Вольфович вдруг резко протянул ко мне левую беспалую руку, и я увидел, что она удлиняется: становится тоньше и длинней, превращаясь в извивающееся щупальце, которое сейчас схватит меня, и тогда — конец. С ужасом, забыв обо всем на свете, смотрел я на катастрофически приближающиеся присоски. И когда Юрий Вольфович впился в мой локоть, я, придя в себя, истошно закричал: «Нет¹» и, подлетев к потолку, ударился о него головой.

— Да что с тобой?! — тряс меня за локоть Макаров.— Уснул стоя, что ли? И не надо головой биться, зто вредно для нее. Следующая станция — наша Тверская.

Слава Богу, в вагоне было лишь несколько человек. Ну и глупо же, вероятно, я выглядел со стороны!

Эдвард появился в сквере вместе с нами — его долговязая фигура угадывалась издали. Без особой встревоженности, но с интересом он спросил, что же случилось, обращаясь, ее ественно, ко мне, но пришлось тут же переадресова ь его к доктору, поскольку я и себе-то толком не мог на зто ответить.

Отнесшийся поначалу с недоверием к пространным расспросам о снах, Эдвард гораздо быстрее, чем я ухватил какую то суть в рассуждениях Макарова и вскоре Леонид Иванович знал от немного

словного собеседника достаточно много. Впрочем, не меньше узнал и я, едва не воскликнув, что негоже воровать и пересказывать чужие сны. Информация, сообщенная Эдвардом, во многом совпадала с тем, что слышал Макаров и от меня. Но важно было, что совпадала именно принципиально. То есть, повторялись шесть человек, суть доклада Юрия Вольфовича, превращение в вампиров и т.д. Вероятно, какой-то из аппаратов начал работать наоборот — так иногда бывает, пардон, даже с элементарной канализационной раковиной; почему же не случиться такому и с аппара ом где фазы могут сдвинуться, поменяться, или еще что-нибудь может произойти.

Макаров, потрясенный услышанным от нас с Эдвардом, запретив еще кому бы то ни было говорить о снах и потребовав осторожности, умчался в ассоциацию: что-то там, видимо, замышлялось крупномасштабное...

«Господи, Боже всесильный, прос и мне грехи мои, если я того достоин, нас авь на путь истинный, дай просветления голове моей, не покидай меня, избави от лукавого, не дай впасть в отчаяние, охрани от одиночества и сиротства, пребудь в душе моей во веки веков!» — мысленно твердил я уже неделю, не находя себе места. Чувство неприкаянности, ненужности невостребованности миром не только не покидало, но и нагнеталось, стучалось с каждым часом. Выпитая водка оставляла мозг трезвым, желанное забытье не приходило. Блуждания по ночным, вымершим улицам приводили к новым, совсем уж греховным и тоскливым мыслям. Получалось что я испытываю судьбу, и в то время как после полуночи люди укрываются в своих эфемерных комнатушках-крепостях, я наоборот — выхожу в ночную жизнь, непредсказуемую, дикую, лунную, пьяную, случайную, диктующую свои законы и правила поведения, мне неведомые. Острые ощущения? Да какие же они ос рые если даже элементарный страх не берет за душу, а напротив — что то тянет к зловещим редким руппкам людей, спаянных общим умыслом, будь то выпивка, наркота или грабеж,— тянет только для того, чтобы не быть одному, чтобы хоть на минутку избавиться от мучительной пустоты, которая оказалась тяжелее тяжес и

ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 7 97

XIV