Техника - молодёжи 1997-08, страница 52
КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ ФАНТАСТИКИ Вячеслав Глебович Куприянов — нвш самый именитый мастер верлибра, свободного стихв. Он переведен нв двв десяткв языков, даже нв хинди и китей-ский. Получил множество между неродных нагрвд. Блиствет на фестиввлях поэзии в Кембридже, Роттердаме, Белграде, Мюнстере, Струге, Лвс-Пальма-се. Однако мвло кто знвет, что первые его стихи появились в 60-е гг. именно в «ТМ». В ту пору я заведоввл отделом фантастики, вел «Антологию таинственных случеев». И вот однажды в редакции появился крепко сложенный молодец — кудрявый, ясноглезый, немногословный. Быввют же схожие судьбы: оказвлось, мы с ним выросли в одном городе — послевоенном Новосибирске. Оба попали в военно-морское училище: он в питерское, я в рижское. Звтем очутились в Москве, зв-кончили гуманитврные ВУЗы, пробоввли свои силы в лите-рвтуре. Стихи Вячеслввв были сверхсжатые, звгадочно-бли-ствющие, квк звезднвя плвзма, и мы с удовольствием время от времени публиковвли их. Спустя 30 лет — нвдо же твкому случиться! — Куприянов опять пришел в «ТМ» и принес... фвнтастическую повесть. Нет, это не проба перв в прозе. Первый фвнтастический рвс-сказ у него вышел в 1970 г. в журнвле «Простор», затем были публикации в сборниквх «Фантвстика — 80», «Рвлли Консквя Голова», журнвле «Нвш современник». А в Германии вышли двв ромвнв: «Сырая рукопись» и «Башмвк Эмпедоклв» (увы, на немецком языке, который, кствти, Куприянов знвет в совершенстве, прославившись еще и переводами клвссиков Рильке, Гельдерлинв, Новвлисв, Швмиссо). Под условным названием «Сверхсветовик» мы помещвем отрывок из его повести «Орден Полярной звезды >. Что сказать об этой прозе? Онв столь же звгвдочнв и метвфористич-на, квк куприяновские стихи. В ней прослеживвется легкое, едва уловимое влияние Набокове, Кафки, Булгакове. Даже не влияние. Перекличка. Окликание. Мысленная беседа с клвссиквми, на рввных. Куприянов — пантеист, обоготворяющий все живое, — и неживое тоже. Подобно нашим прародителям, древним ариям, он верит, что Вселеннвя — живое существо. Что цепь миров бесконечна. Что наше краткое земное бытие сопредельно нескончаемому инобытию — со многими невообрвзимыми воплощениями любого из нас на Земле и на других плвнетах. Перед читателем — прозв поэтв, которому ствло тесно в рамках стихотворчества, пусть даже и блистательного. Вырвввшись из этих земных рвмок нв простор небесный, художник возводит там свои причудливые даорцы вообрвже-ния. Такую прозу в нынешней фвнтветике не пишет никто. Ибо в искусстве словозодчества Куприянову рввных нет. Юрий М. МЕДВЕДЕВ — СВЕРХСВЕТОВИК Подготовка Ночью он имел право отдыхат от калейдоскопа дня где его облик был разбит на множество подобий, где его рот коллекционировал улыбки, по глазам, словно рябь по воде, про( гали проблески разных по оттенкам, но мудрых по сути мыслей. Лицо, уставшее от ликующих, полных надежды взглядов, руки, набрякшие лагодарными рукопожатиями. Отнятый от его гортани голос в положенные часы сопровождал ожившие слепки с его лица обещая зрителям и слу-ш елям то чего им всем не хватало. Время. Он обещал Время. Как пчела на обножке принесет в свой улей накопленную цветком питательную пыльцу, так он призван выбрать созревшее на почве ис левших звезд мировое время. Именно он, и никто другой. А они с легким сердцем могут пока продолжать утрачивать свое настоящее время. Его долго готовили для небывалого подвига. С самого детства и по ому у него не было собственного детства, хотя уже тогда предполагалось, что это добавляет детства всем прочим. Когда дети носились друг за дружкой, оставляя каждому вероятное гь догнать другого и в то же время при старании надеясь убежать от любого, он был за пределами этих игр, он должен был тянуться за взрослым наставником, который его вел за собой, исходя из продуманных скоростей ускорений и внезапных остановок. Когда дети купались, будто они впервые попали в воду, он должен был повторять движения на тавника который, казалось, родился в воде. Он научился любить землю отталкиваяс от нее но ами. Он научился любить воду проскальзы ая сквозь нее, подобно обтекае мому существу для которого голова служит носом. Он полюбил воздух ибо с ним вдыхал в себя все небо приобщавшее его к высо чайшему огню, до оторого ему еще суждено будет дотронуться. — Дыши, дыши, — подстрекали его наставники, — тебе еще придется не дышать или почти ке дышать целую вечность! Он учился затаиват ь дыхани под водой, и когда он выныривал, то чувствовал не только вкус, ной цвет воздуха, который из синего мгновенно становился красным в его легких, а ройдя сквозь камеру сердца, сгущался и темнел как ерпкое вино которым его не баловали, но и не лишали с достижением зрелости. Ему исподволь загадывали загадки старше ли его это вино, или моложе, и насколько, когда ягоды сняли с лозы, какое стояло в ту пору лето, и чем старше он становился, тем более старое вино доверяли ему на пробу. И надо было угадывать местность, где оно родилос высоту над уровнем моря, удаленность от розы ветров и все это не для того, чтобы в предполагаемом общее ве блеснуть отточенностью праздного вкуса, но чтобы уметь определить оказавшись в неизвестно vi краю, что это за край, по запахам, по привкусу надкушенной равы по заложенной в этой земле толике солнца, по томящемуся именно в том колодце неба настою времени. Не все из наставников настаивали на том, что время настаивается только в вине, сгущаясь до доступной многим поколениям истины. Однако идея выдержки казалась пригодной для его воспитания, он как бы накапливал время в себе самом, пока сам себя еще никак вовне не пр дви , зато он и не выдыхался. Приятно было сознав ть что время бывает белое и красное, а также розовое, оно бывае сухим, бывает в меру — хорошо, если в меру — сладким, оно приятно бьет в голову, если оно шипучее. Особенно приятно его делить вдвоем, тогда его становится больше даже при самом малом исходном разливе, ибо оно обрастает обходите льнос ью взаимностью и любовью. Время, как гроздь зависит от земли, воды и солнца, от каприза ветра и легкости об аков, оно начинается весной и замирает поздней осенью, и это почти незыблемо Становясь вином, время зависит от бочки, от пошед его на ее бока дерева, и уже почти не зависит от безразличной к его вкусу бутылки, в которой самое важное — пробка. Он знал, что среди еоретических разработок, от которых зависит результа его будущего полета за временем, проблема пробок является наиболее сложной Уже предпола алось де находятся залежи времени. Если бы Вселенная имела форму бочки что не так уж далеко от истины, то время бродило бы где-то на ее дне, а до нас доходило бы только редкими пузырями, их-то мы и транжирим, деля на эоны, века, дни и секунды. Но эта бочка еще и вращается, подобно центрифу е или стиральной машине, потому зремя завихри-вается спиралью и отбрасывается на самые края вместе с галактическими туманностями, потому в мощные телескопы, несмотря на чудовищную удаленное ь видно, что в этих туманностях заблудилось немало времен возможно даже и за онуло на дне четвертого измерения. Красное смещение намекае г нам не только на разбе а-ние галактик, но и на красный цвет втуне исчезающего времени и на преимущество красных вин по отношению к белым. Он проходил, вернее пробегал все эти научно-небесные соображения, один на-с авник вел его молча, всегда забегая вперед, а в орой, чуть отста вая, диктовал ему на бегу скороговоркой то знание, которое не требовало формул и графических иллюстраций Эти наставники пере давали его друг другу, как эстафету, ведь уставали они, вещая скороговоркой 5ыс рее чем он, внимающии на бессловесном дыхании. Менялась при этом и тема, например, строение ближайшей вселенной, строени! цве казон ичных растений, поведение пчел в условиях магнитных бурь пророч ства древних атлан ов и гипербореев о роли государства Российского в грядущем подъеме Атлантиды, и так далее. Знание более пло ное преподавалось зо время плавания, как олько он выныривал чтобы вдохнуть воздух, вместе с ним он проглатывал афори мы о смысле жизни, вроде того, что человек это гигантски разросшийся сперма озоид или что человек рожден для счас ья как птица для перелет! в Африку; тут же ему называли некоторые мировые константы — постоянную Планка, зло ое сечение, число Пи, величину которых он должен был себе вообразить уже под водой, вы уская на поверхность соответствующего объема пузыри, причем никто не мог выдут э квадратный пузырь что ово-рило об иррациональности мира и невозможности кубатуры шара. Следы мудрости отпечатывались в его мозгу гораздо надежнее, чем его собственный след в воздухе или в воде, а ему приде ся хранить ту мудрость в далеком вакууме, чтобы ее не высосало в пустоту Снова проблема пробки! И он, будущий сосуд всеобщего нового времени, в отличие от личностей, оставивших в человеческой истории цепочку значит льных следов, был включен в сонм бессмертных еще не совершив звданного подви а Это было обоснованно, ведь когда он совершит свой подвиг и замкнет кривую своего полета, его встретят со ласно теории относительности, уже другие поколения, и они едва ли будут помнить кого-то из его достойных современников, ибо не будет для них такого свершения в прошлом, сравнимого с его неизб жным подвигом ради их будущего. Вот его еще и увековечивали. Когда с него, еще живого, снимали ТЕХНИКД-МОЛОДЕЖИ 8 9 7 50 |
