Техника - молодёжи 1998-03, страница 42

КЛУБ

ГРИГОРЬЕВ

(Окончание. Начало в №2)

ПУСТОЙ ЗВУК?.. ПАРДОН!

Дрожащими пальцами Василий Васильевич вытянул сигарету из пачки, опустился в кресло. Кнопка «Фуд пруф», то есть «Защита от дураков», отжата, дальнейшим управляет дрессированный компьютер. Пе-ре-кур...

— Ле колонель! — услышал он за спиной, обернулся, полковником его назвал улыбающийся программист с неразлучным термосом в обнимку. — Народ выражает вотум сомнения. Народ уважает недвижимость. Все, что движется — способно остановиться, даже упасть. А у народа пословица — падающего толкни!

— Народ безмолвствует, — пальцы и колени успокоились, старинный приятель и надежный спец излучал покой. — Последняя строчка Годунова. Ее Николай вписал Пушкину. Приобщился. Соавтор.

Оба глянули на причастную к Годунову колокольню, Царь-Колокол нежно, одуванчиком плыл ввысь, замешкался, стал. Друзья переглянулись. Злокозненное рацпредложение программиста, утвержденное собранием акционеров, осуществлялось прилюдно.

— Разумеется, мы можем взять вес за минуты. Только не надо. Пусть Колокол поползет степенно. Помучает аудиторию. Эта публика не стесняется терзать нервы всего народа, хамит фактом своего существования. С ними в бирюльки играть? Не заслужили. Пускай вес приподнимется, задумается, еще чуть выше, а потом — задний ход ненароком. Будто сорвался. То-то радости будет в детворе. Аплодисменты сорвем. Не надо, не надо за три минутки. Да и несолидно. Разочарует. Эти люди одобряют паровоз, шагающий эскаватор, все медлительное. Молнию запретили бы...

Колокол Колоколов гипнотизировал понизовую толпу степенностью хода, завораживал непостижимостью остановок, тормозил сердцебиения гибельными провалами вниз. Со стороны весь подъем смотрелся неким ритуальным танцем с заметно синкопированными па и пируэтами. На глазах у всех разыгрывалось невиданное шоу ин-тер-класса. Режиссеры съемок исторического значения встрепенулись. Профессиональным чутьем они моментально уловили и пантомиму хода Колокола, и карнавальную манеру его походки, весь артистизм поведения — балет! Киноаппаратуру тотчас включили на износ. Крупный, средний, общий план валился в запись, запечатлев и пилотаж взлета Колокола, и разительное лицедейство аудитории с гримасами физиономий, разинутыми ртами, воздеванием рук. Колдовство сломало привычку, от витринной манекенности следа не осталось, публика ойкала, ухала, как на сеансе «американских горок». Впоследствии в студиях на просмотрах многие не верили в документальность съемок.

— Какие актеры! Вот массовка! Прямо «Броненосец Потемкин»!

Нет, все оставалось неподдельным, в натуре.

Л Ю Б И Т Е Л Е И

А Н Т А С

КОЛОКОЛ КОЛОКОЛОВ

!ысши1

<ищен

э про-

п режиссер из «Итал ти». Он взглядом мафиози сверлил то Колокол, то бригаду праздных собеседников на подиуме. Прищелкнул пальцами. — Мертвая петля! Таким можно пизанскую башню поручить. Починят.

Командосы с пультового президиума никогда не помышляли о падающей башне. Итальянский городок Пиза если и интересовал кооператоров, то, пожалуй, издани

ем журнала теоретической физики. Что нам до чужих перекосов? Тут вокруг себя сикось-накось, обширнейшее имперское пространство давно и вдруг перестало быть евклидовым. Кругом тьма космической относительности при межзвездном красном смещении. Вертикали изогнуты

публи

аднимется»? — развивал программист притязания власть имущих на недвижимость. — Твой император стал соавтором Пушкина. Росчерком пера. Безмолвствует! Как бы не так. Николай мог бы и почитать в «Таймсе» о гласе толпы, выписывал «Тайме». Понимаешь, когда Стивенсон выкатил свой паровоз на колею, народу привалило — тьма. Глазеют, ждут чуда, Стивенсон возится. Час копается, другой. Ждут миленькие, дым-то из трубы валит, значит, жди. Но нервы, нервы! Стивенсон, значит, оседлал паровоз, ф-р-р!, колеса крутятся, ни с места. Ну, кто-то не выдюжил: «Не поедет!». И народ, понимаешь, в голос: «Не поедет, не поедет...» А Стивенсон возьми — ф-р-р! — да и покати. Замолчали. А он шибче, шибче. Опять не выдюжили: «Не остановится!». Скандировали, пока Стивенсон со своим паровозом не сгинул. Вот тебе и коллективный разум от банды дураков. А тебе, Василий Васильевич, не сгинуть за горизонтом. Коллективный разум на стреме!

Куранты сочным перебором нот опять напомнили о себе. Десятичасовой караул мавзолея уже успел сдать пост приятелям по казарме, пристроился к зрителям, радуясь оплошке с Подъемом.

— Надоедает, думаю, кремлевским мечтателям слушать бой через пятнадцать минут. Восемь рабочих часов кряду. Один и тот же мотив. Не подумали о разнобое.

— Ухо адаптируется, привыкает. Не слышат, — разговор на пультовой затухал, дело близилось к развязке. Компьютер, как ему приказала дискета, уже прекратил пугать публику танцевальными выходками подопечного гиганта, посерьезнел. Царь-Колокол плавал в весеннем воздухе напротив арки в звоннице, примеряясь к апартаментам своей дальнейшей биографии, впредь вполне служебной, при исполнении. Совершеннолетие состоялось, первую строчку трудовой книжки, наконец, можно и заполнять по всем правилам КЗОТа. Придется во всю гудеть по праздникам, славно гудеть! Многим из нижестоящих с задранными головами почудилось, как Колокол тяжко вздохнул и уж потом грузно полез сквозь арку в общежитие с соседством меньшой колокольной братией.

О чем вздохнул проснувшийся богатырь? О веках славы, которые проспал в безмолвии, в летаргии безъязычного прозябания на слякотной панели для сквозного люда, униженный до этажа прописки злобы дня простонародья, он — великан из великанов, рожденный жарким огнем в кипении монетной меди и серебра для высот горного парения над златоглавой Москвой сорока сороков. Вздохнул, что не та встреча, вера не та у соборного прихода, одежка у при-ветников срамна, не по его чину. !де собольи шубы, бармы, кокошники, хоругви, поясные поклоны и само преклонение? Как не вздохнуть старинушке, оглянув окрест свои века с назначенной законом высоты? Униженный безвинно до суетного тротуара, осипший, треснутый в скоропалении пожара, оплеванный из брандспойта нечестивы-

воздви

новую

без колокольни — царь без трона. А колокольня без него — пустой улей. Уразумел!' его бездомность, дали кров, небо приблизили? Вон они, видны на помосте, мастеровые людишки. Не моторинского ли цеха? Сс Сретенских рядов? Надо понимать, расчуя-ли его, Колокола, не злым умыслом, чувствием души, у самих житие клееное, клейменое, слышал Колокол речи их, подходили откровенничали. Один щетиной терся небритой. Старую бронзу, говорит, почистить, джин вылетает. Под Колоколог^ не вида!

Жег

т, если

i. Озс

тит! Фу, охальник! Какая же нечистая сила с крестом пососедствует?! Да я, Колокол, и сам озолочу, кто пособит. Голос поставит богоданный, в приказную высь заведет, всем прочим окажу неслыханный звук, а за-ботчикам чего хошь будет!

...Измочаленные увиденным и пережитым зрители почему-то никак не расходились. Колокол Колоколов на своем абсолютном месте, командосы собирают пожитки на подиуме, а люди, чуть помятые, будто из троллейбуса, никуда не спешат что-то.

— Бутербродов ждут? — пошутил оперативник из «Кабинета и будуара», а может, и не пошутил,— Сделаем!

Мэр столицы — опять сияющий, праздничный — вынырнул из-за каких-то кулис с руками в один кулак над головой. Он в совершенстве умел показывать фокус дружеской близости.

— Триумфально! Полный бенефис! Иначе и быть не могло. И с первого захода.

— Что вы, с первого. Мы же свинцовую болванку проигрывали. И понимаете, свинец легче идет. Минуты три.

— Компактно. Да и чем рисковать? А здесь драгоценней фарфора. Можно было и на сутки растянуть. По миллиметру, по миллиметру ввысь. Как поется, все выше... и выше, и выше.

— По миллиметру никак, товарищ мэр! Народ сутки мучать, И тут-то в обморок падали. Как колокольчик вниз, так в обморок! Для профилактики строп опускали. Но какая у народа выдержка в целом! Даже не расходятся.

— Да, товарищи, тут вот какая у народа просьба. Народ услышать мечтает. Ну, один разочек. Ударить!

— Урядники до революции говорили: «Оне не слушают, дозвольте вдарить»,— менторски вспомнил Василий Васильевич,— Требуется согласие акционеров. Акт. Подписи. Копии. А спонсоры? Они же все первые звуки скупили на запись. На корню. Банк, понимаете ли, опротестует,

— Сколько? — сквозь зубы спросил мэр, чуть багровея. — Сколько надо спонсорам?

ТЕХНИ К А - М О Л О Д Е Ж И 3 9 8

ЕШ