Техника - молодёжи 2000-07, страница 16

Техника - молодёжи 2000-07, страница 16

однозначны: «нет оснований возлагать вину за случившееся на кого бы то ни было из сотрудников института...».

В своих многочисленных публикациях Ю.Демянко пытается изобразить Костикова как «жертву» «Восемь томов уголовного дела, допросы подследственного...А что же подследственный? Помимо участия в изнурительных допросах, помимо тягостной борьбы с подтачивающей язвенной болезнью, он — работает. Папки уголовного дела сохранили многие десятки страниц, заполненных решениями дифференциальных уравнений, вычислениями, графиками... В записках на «волю» среди просьб... читаем и такие: логарифмическую линейку... блокнот из миллиметровой бумаги, карандаши — простой и цветной, хорошие...».

Как видим, условия содержания у Клейменова, Лангемака и Костикова были абсолютно разные, несмотря на то, что: «... обвинение не сводится «просто» к срыву правительственного задания. Здесь же и шпионаж и вредительство...». Так почему же за «шпионаж и вредительство» Лангемак и Клейменов были лишены жизни, и для них вообще не принимали никаких передач, а другой находился в привилегированных условиях и имел возможность работать с логарифмической линейкой и чертить на миллиметровой бумаге хорошими карандашами?

Из восьми томов уголовного дела семь содержат совсекретные документы, конфискованные во время обыска, которые Костиков не вернул в институт даже после снятия его с работы 18 февраля 1944 г. (арестован 15 марта). Он хранил их дома в нарушение Указа Верховного Совета СССР от 15 ноября 1943 г. Известно, что другой сотрудник РНИИ В.А. Артемьев отсидел 3 года только за то, что оставил секретный чертеж на рабочем столе (и не во время войны, а в мирное время), а вот Костикову сошло с рук и это.

Как следует из заключения прокуратуры СССР (прокурор Сучков В.И.) от 24.05.89 г., «Одновременно с Костиковым в партком с аналогичными заявлениями обратились и другие сотрудники института Пань-кин, Душкин, Баранова... Дата обращения Костикова в партком в его первом заявлении не проставлена, однако содержание заявления дает основание сделать вывод, что и оно было написано уже после ареста Лангемака, Клейменова, Глушко, Королева». В действительности же, эти доносы, повторяем, датированы 10 и 11 января 1938 г. Вот и выходит, что «заявление» в партком института было подано в январе 1938 г., т.е. до ареста Глушко и Королева. Отсюда циничное утверждение Демянко, что «обвинительного значения эти сведения для Глушко и Королева не имели...», является, по меньшей мере, оскорблением памяти выдающихся ученых.

В 1989 г. после выхода статьи ЮДемянко «Золотая звезда № 13» в газете «Социалистическая индустрия» возмущенные ветераны написали свои воспоминания, в которых начисто отвергли причастность Костикова к созданию как снаряда, так и пусковой установки. Кроме того, в связи с появлением в печати в том же году заметок Ю.Бирюкова «Конструктор «Катюш», Бюро ветеранов ракетной техники на своем заседании по этому вопросу постановило:

«Считать, что Костиков не может называться создателем и конструктором «Катюш»

За принятое постановление проголосовали все члены Бюро (11 человек — А.Г.), кроме одного воздержавшегося В.Н. Гал-ковского». Но тщетно.

Пользуясь тем, что многих участников тех событий уже нет среди нас, а другие по состоянию здоровья не могут отстаивать свое мнение, миф о герое-Костикове продолжает раздуваться и сегодня. Игнорирование мнения ветеранов ракетной техники, есть факт глумления над памятью истинных создателей реактивного оружия.

В 1955 г. И.Т. Клейменова и Г.Э. Лангемака реабилитировали посмертно. В 1971 г. их имена увековечили в названиях кратеров на обратной стороне Луны, а в 1991 г. за создание реактивного оружия им было присвоено звание Героя Социалистического Труда — посмертно.

ОТ РЕДАКЦИИ. Тема не закрыта. Материалы трех комиссий ЦК КПСС говорят не в пользу автора предыдущей статьи. И она не останется без ответа. Но сначала — попытаемся понять, как, с каких позиций вообще можно оценивать события более чем полувековой давности? J

ТЕХНИКА — МОЛОДЕЖИ 7 2 0 0 0

14

Присваивая все заслуги в создании того или иного изделия главному конструктору, люди, работавшие с ним, неизбежно начинают описывать его как великого человека (с упором на слово «великий»), не имеющего недостатков, никогда не ошибающегося, в конце концов — обладающего замечательными человеческими качествами. Тогда отсвет его славы и святости неизбежно падает и на них...

Все это, безусловно, тоже было. Но без ответа остается масса недоуменных «почему», возникающих при более внимательном изучении нашей космической истории. Почему мы не слетали на Луну, хотя готовились? Почему у нас столько космических проектов, дошедших уже до «железа», остались на Земле? Почему «Восток» был создан за полтора года, а «Союз» шел к первому — катастрофическому — пуску целых 7 лет? Почему С.П. Королев в своей известной книге «Ракетный полет в стратосфере» (1934) заклинал отказаться от «бессмысленной затеи» вертикального подъема тяжелых ракет, упирая на ракетопланы, а В.П. Глушко, до того момента, пока не увидел обломки ракетного двигателя немецкой А-4, отрицал возможность создания ЖРД большой тяги? Почему, почему, почему...

Популярная 10 лет назад версия о «командно-административной системе» — прямо-таки, средоточении всех зол —

КРИТЕРИИ ОЦЕНКИ

КУЛЬТ ЛИЧНОСТИ ТОРЖЕСТВУЕТ. Это же

надо видеть: седые, с лицами, обожженными пустынными ветрами и парами азотной кислоты, люди, которым уже трудно надевать государственные награды, ибо годы берут свое, а орденов хватит на две груди, творцы советской — и мировой — космонавтики, создатели ракетного меча страны... чуть не хватают друг друга за грудки, до хрипоты, до предынфарктного состояния отстаивая свой взгляд на «отдельные моменты» нашей истории.

Я много моложе, но тоже небеспристрастен в этом споре (см. «ТМ», № 7 за 1999 г). И поэтому не буду сейчас в очередной раз представлять собственную точку зрения на роль и место Королева, Глушко, Челомея, Янгеля,.. Лангемака, Клейменова, Костикова, Берии и Устинова, наконец, в истории нашего ракетостроения — разве что по ходу дела. Нет, речь пойдет совершенно о другом.

Давно и неоднократно было сказано, что в науке и технике прошло время одиночек, что новые элементарные частицы открывают и новые космические корабли создают не гениальные единицы, а многотысячные коллективы. Между тем, мы и сегодня говорим: ракета Королева, двигатель Глушко, самолет Туполева, бомба Харитона, автомат Калашникова...

Что это, пережитки культового, «царистского» сознания, отнюдь не расстрелянного 9 января 1905 г., «последействие» мощнейшей пропагандистской машины, персонифицировавшей командиров производства, или то и другое вместе? Не знаю — да и не важно Важно, что такой культ личности вредит делу — и в истории космонавтики, и в самой космонавтике.

объясняет кое-что, но далеко не все. В частности, она — будь принята — не объясняет, почему же тогда первый спутник, первый человек в космосе, первая космическая орбитальная станция, и многое другое с эпитетом «первый» — наши. Если предположить, что в одних случаях система вредила, в других — помогала, то почему — именно в этих?

БЕЗ ГНЕВА И ПРИСТРАСТИЯ? Между тем, техника сама по себе предельно конкретна, и ее создатели мыслят точными значениями килограмм и миллиметров, джоулей и метров в секунду. Давно и хорошо отработаны и методики сравнения — как сходных изделий, так и разных систем, решающих идентичные задачи. Более того! В классических отечественных трудах по истории техники как раз и провозглашалась необходимость поиска внутренних закономерностей процесса, если не отказа, то абстрагирования от субъективных, личностных факторов...

Но когда дело доходит до нашей авиации, космонавтики, вообще «оборонки», о трудах классиков мгновенно забывают. Ведь «носителями информации», как правило, являются фирмы-разработчики, а они совершенно не заинтересованы распространяться о своих, своего Главного или Генерального, неудачах. И дело здесь не в чьей-то злой воле, к сожалению.

Ведь за тем же Янгелем или Кузнецовым стояли и стоят тысячи, а порой, и миллионы людей. И продвижение изделия их КБ означает для них работу, а значит, — зарплату и немалые в советские времена социальные преимущества на годы, десятилетия вперед. Или — отсутствие всего этого