Техника - молодёжи 2000-07, страница 17

Только сегодня, с рассекречиванием, мы узнаем, что практически все образцы вооружения в Советском Союзе создавались по конкурсам. То же относится и к пассажирским самолетам, космическим аппаратам. Но... беда в том, что побеждали в этих конкурсах далеко не всегда технические параметры создаваемых изделий. Зачастую в серию и эксплуатацию шло не лучшее, а созданное более авторитетным в «верхах» разработчиком. А что такое «более авторитетный разработчик»? Это тот, у которого больше творений принято заказчиком...

И, опять-таки, этому есть вполне реальное техническое обоснование. Заказчику не нужны «сверххарактеристики», если машина при работе постоянно ремонтируется. Ну а надежность, в конечном счете, определяется возможностями завода-изготовителя. Лучшие же заводы, естественно, закреплялись за лучшими КБ!

Не следует думать, что все описанное — наша национальная специфика. Во всем мире, в любой подобной структуре, неизбежно происходило, происходит и БУДЕТ ПРОИСХОДИТЬ то же самое. Более или менее жестко, грубо, но — будет.

И Генеральный, Главный конструктор в таком процессе — чуть ли не вождь, ведущий свое КБ в бой не столько с неведомым, сколько с конкурентами, заказчиком, государственным руководством... А в бою приказы командира и его личные качества не обсуждаются!

НА БАРРИКАДАХ НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ. А как же быть с ролью Генерального или Главного конструктора как творца новой техники? Можно ли вообще расчленить творческий процесс на отдельные составляющие, и сказать: вот это — история техники, это — просто история, а это— социология или психология? Можно и нужно!

В ведомственных нормативных документах давно уже определена последовательность разработки нового образца самолета, ракеты, корабля,.. ткацкого станка, мягкой игрушки. И вполне конкретно очерчено место научно-технического руководителя в этом процессе. Он должен, вообще говоря, решить две задачи: сначала сформировать общую концепцию, стратегию новой

Самые большие успехи (Р-7, слева) и неудача (HI, справа) советской космонавтики.

машины, представление о ней. А потом из нескольких (нескольких десятков) предложенных ему вариантов реализации выбрать ОДИН, наиболее полно соответствующий этому представлению. И все!

Разумеется, происходит описанное не одномоментно. И представление о новом образце в ходе его создания может меняться, и вариант исполнения может при обсуждении родиться совершенно новый, но, в конечном счете, все сводимо к тем же двум пунктам.

И в этом плане оценить деятельность того или иного Главного или Генерального вполне можно — по «изделиям» его КБ. А уж методы ИХ объективной оценки отработаны!

«ЧеКа ЗРЯ НЕ САЖАЕТ?»... Давайте попробуем взглянуть на историю нашей ракетной техники, забыв, что она НАША. Что кровью и потом НАШИХ отцов политы пустыни полигонов, что НАШИ матери по ночам стояли у кульманов и монтажных стендов... К сожалению, для оценки технического уровня ЭТО не имеет никакого значения!

Конец 20 — начало 30-х гг. Почти одновременно в нескольких странах, в том числе—в СССР, появляются экспериментальные ракетные двигатели, летательные аппараты с ними, и — организации, занимающиеся созданием новой техники, в первую очередь — для военных нужд. Да, американец Годдард вырвался далеко вперед, но на этом и успокоился, в целом же все страны шли примерно «ноздря в ноздрю».

А во второй половине 30-х картина изменилась. Ракетами уже серьезно занялись не столько энтузиасты, сколько государственные военные организации, резко выросли расходы и уровень работ. Наиболее серьезно к делу подошли в Германии и СССР, но... результаты мы видим существенно разные. В Германии — резкий — до 25 т! — рост тяги ракетных двигателей, отсюда — соответствующее наращивание стартовой массы ракет и их возможностей. В нашей стране и к середине 40-х гг. вершиной считались 1200 кг тяги... И следующий шаг был сделан ТОЛЬКО на базе трофейных немецких разработок.

Естественно, встает вопрос — почему? С легкой руки журналиста Ярослава Голованова создавшееся положение обосновывается «незаконными репрессиями против руководителей РНИИ и ведущих интеллектуальных сил», но документы, даже представляемые защитниками этой концепции, показывают: все было... наоборот!

Возьмем то самое «Заявление в партком НИИ № 3» (а не в «ЦК ВКП(б) - Ежову»), с которого сын В.П.Глушко, автор статьи А.В. Глушко, ведет отсчет репрессий в институте. В нем есть и такие строки (орфография и пунктуация оригинала сохранены):

«Существо вопроса заключается в том, что с самого начала руководством была взята неверная установка. Вместо углубленного обсуждения вопроса в лабораторных условиях и использования имеющегося опыта уже в технике была взята установка на рост в ширь, на разбазаривание средств и скрытие кустарничеством существенных недостатков. Этим объясняется отсутствие лабораторий в частности отсутствие крупных специалистов, которые могли бы вскрывать (при

условии их честности) все безобразия в методе работы и направлении».

Могут возразить: где же тогда было взять специалистов-ракетчиков? Или А. Г. Костиков, окончивший Военно-воздушную инженерную академию им. Н.Е. Жуковского как раз по такой специальности (первым!), имел в виду себя? Нет, «я поставил этот вопрос на Партгруппе и <мы> потребовали через Партком создания специального технического совета для обсуждения этого вопроса с приглашением специалистов (Вет-чинкина, Стечкина и Вентцель)». Напомню, что Ветчинкин и Стечкин — выдающиеся механики и газодинамики, а учебник Вент-целя по теории вероятности знают все сту-денты-«технари»!

Людям моего поколения, выросшим на рассказах об энтузиастах, забывших о ночном сне и ежегодном отпуске в едином порыве создания ракет и космических кораблей, больно читать следующие строки:

«...опытный динамометр, с общим количеством необходимых часов для его производства 70-80 часов изготовлялся-

Сдан в производство 27.10.35 г., получен с браком 1.IX.36 г.

Испытат<ельный> станок лаборатории сдан 27.10.35 г., получен 1.6.1936 г;

Топливные баки для лаборатории сданы 20.11.1936 г., до сих пор не изготовлены

Образец ракетного двигателя объект 205 сдан 20.11.1936, запланирован был к испытанию 1.4.1936 г., получен с произ-вод<ства> 1.6.36 г.».

Костиков объяснял это тем, что «все работы проводимые по двигателям на жидком топливе носят сугубо экспериментальный характер. Для быстрого решения отдельных вопросов, необходима самая тесная связь инженера, конструктора, станка и испытательной лаборатории. Нужна система принятая буквально во всех научно-иссле-доват<ельских> Институтах. Мы просили для проведения экспериментальных работ выделить максимум 4 станка, которые должны обслуживать эти работы и стать на единственно правильный путь. Эта точка зрения категорически отметалась со стороны КЛЕЙМЕНОВА, ЛАНГЕМАКА и НАДЕЖИ-НА. Все время существовала принятая им система. Это проектирование, изготовление чертежей, сдача в производство, а затем изготовление заказа в течении такого длительного срока, что он терял всякую научную ценность так как за это время удавалось получить самым кустарным способом сведения, которые сводили к нулю заказ».

Теперь поставьте себя на место мало-мальски ответственного руководителя. В институте, создающем принципиально новое, во многом — непонятное оружие, такая вот «веселая» картина. Причем содержание «Заявления», к сожалению, блестяще подтвердилось. Ваши действия? Полная замена руководства института — как минимум, разве не логично? А если вспомнить, что на Лангемака и Клейменова уже имелись материалы в «деле» Бухарина...

ОГЛЯНЕМСЯ ВОКРУГ. Конечно, на самом деле все было сложнее. Лабораторный, исследовательский подход, за который ратовал Костиков (и не он один), требовал и требует приоритетного развития приборостроения, создания испытательных стендов — ведь эффективность эксперимента зависит, в частности, оттого, какие в