Техника - молодёжи 2000-08, страница 43

— Смотрите! — вскрикнул Степка и ткнул пальцем в скорченную фигуру пленника.

Босая нога колдуна медленно покрывалась бурой шерстью, укорачиваясь и худея на глазах, ногти на пальцах чернели и постепенно превращались в загнутые звериные когти. Раненный задрал голову, привстал, опираясь на локти и жутко захрипел, подвывая, губа его задралась, обнажив белые хищные клыки Перепуганные мужики увидели, как быстро заходил вверх-вниз по горлу кадык и как лицо колдуна стало меняться, вытягиваться, заостряться, превращаясь в скалящуюся морду зверя.

Ерофей взмахнул кувалдой, и дьявольское создание, издав булькающий звук, повалилось на пол, забрызгивая некрашеные доски яркой, живой, словно ртуть, кровью.

Мужики в суеверном ужасе отступали все дальше и дальше от мертвого, но продолжающего меняться тела. Первым не выдержал Степка — матюгнувшись, он развернулся на месте и выбежал из избы на улицу. Вслед за ним устремились и остальные. Отбросив в сторону заляпанную кровавыми сгустками кувалду, последним вышел Ерофей.

— Солому тащите. Надо до конца дело довести.

Распотрошив сеновал, мужики обложили избу свежим терпким

сеном и старой, позапрошлогодней, соломой. Ерофей достал огниво и сноровисто высек целый сноп искр. Солома занялась быстро, и вскоре пламя жадно обгладывало сухие сосновые бревна Жар заставил людей отойти подальше, за изгородь, и они молча стояли и смотрели, как полыхает подожженный дом, а потом, когда внутрь охваченного огнем сруба рухнула кровля, подняв в вечерний тихий воздух рои танцующих искр, молча и медленно пошли прочь, устало опустив топоры, рогатины и вилы.

Небо на западе затягивалось алеющими струпьями облаков.

1982 год. Пациент

— Здравствуйте, доктор, — мужичонка лет сорока боком протиснулся в скрипучую, на тугой пружине, дверь и вежливо уточнил: — Можно?

— Заходите... — молодой врач внимательно осмотрел вошедшего. — На что жалуетесь?

— Даже и не знаю, как сказать... — пациент замялся, почесал затылок, поскреб заскорузлой ладонью нос. — Понимаете, доктор, я сам нездешний, с Макарьина я. У нас медпункт сейчас не работает, я у врачихи дома был — болеет она — так она мне направление к вам, в район, значит, выписала...

— Ну так что там у вас? — недовольно повторил врач, думая о своем. Он вспомнил, что с минуты на минуту должна заскочить к нему кареглазая Леночка из лаборатории; шоколадка с любимыми ею орешками давно лежала в ящике стола, и молодой доктор уже заготовил целую речь, с которой он намеревался начать осаду ее неприступного сердечка, безмятежно бьющегося в груди под идеально белым, всегда, при любых обстоятельствах тщательно выглаженным медицинским халатом...

— Вот я и говорю — неместный я. В деревне-то про нас, Хохло-вых, давно всякие небылицы рассказывают, а вы тут люди умные, ученые, без всяких там суевериев...

— Слушайте! Вы пришли сказки рассказывать или лечиться?! —Доктор, потеряв терпение, повысил голос.

— В общем, меняюсь я, — заторопился мужичок. — Пять годов назад я чуть не утоп. На рыбалке, значит, зимой под лед провалился. С того все и началось. Сам не знаю, как из воды выбрался. Трясет всего, муть какая-то перед глазами... Помню только, что рук у меня тогда не было и ноги странными какими-то сделались — под штанами толком не разглядел, но не держали меня ноги-то, гнулись, как шланг какой, право. Вот тогда и началось...

— Вам к психиатру, третий кабинет направо, — перебил говорившего врач.

— Да не псих я. Марина, врачиха наша, проверяла. Я ведь первым делом-то и подумал: крыша, мол, поехала. Нет, говорит, нормальный ты. В смысле головы, значит. А вот прочее... Да вы сами посмотрите...

Мужичок ловко засучил рукав выцветшей голубой рубашки, по локоть обнажив волосатую худую руку, порывисто схватил со стола врача графин и плеснул водой себе на предплечье Доктор опешил от такой наглости и с открытым ртом уставился на лужу, растекающуюся по стертому линолеуму.

— Смотрите, доктор, смотрите! — Мужичок тряхнул рукой, и капли попали врачу в лицо. Тот побагровел, гневно приподнялся в кресле и уже открыл было рот, что бы наорать на хулиганству

ющего посетителя, но слова застряли у него в горле Он увидел, как мокрая рука пациента медленно укорачивалась, будто усыхала на глазах, неторопливо уползала в закатанный рукав рубахи, пряталась, словно улитка в раковину. Волосы на ней исчезали, втягивались под кожу, а пальцы странным образом сомкнулись и срослись между собой, образовав подобие плоского бескостного ласта.

— Вот видите! Я и не моюсь почти теперь. Так, мокрой тряпочкой изредка протрусь. Хуже всего, когда весь меняешься — ничего не помнишь, где был, что делал. Поначалу страшно было, плакал даже. Жена ушла. Атеперича привык. Если не мыться, то, вроде, все и в порядке. Дождь вот только иной раз...

Доктор почти не слышал говорившего, он продолжал смотреть на меняющуюся руку. В дверь заглянула Леночка, бросила томный взгляд на застывшего в изумлении доктора, посмотрела на оплывающую культю, торчащую из рукава рубашки неопрятного черноволосого мужичонки и, тихо вскрикнув, исчезла за скрипнувшей дверью. В коридоре раздался цокот ее быстрых каблучков.

— Да-а-а! — Врач опустился в кресло и долго молчал. — И когда она у вас... э-э-э... в исходное состояние вернется? — вымолвил, наконец, он.

— Сейчас все нормально будет, — мужик уверенно раскатал рукав и стал сквозь ткань массировать то, что совсем недавно было нормальной пятипалой волосатой рукой.

И действительно, не прошло и двух минут, как из рубашки высунулась человеческая кисть, несколько, правда, мелковатая и со сморщенной, бурой, как после ожога, кожей.

— Так что мне делать-то, доктор? — Больной с надеждой вглядывался в молодое лицо врача. В чистое, не по-деревенски бледное лицо парня, который еще совсем недавно, пару лет тому назад, сидел за партой в аудитории областного мединститута, а потом получил распределение в этот Богом забытый райцентр, где из всех развлечений — танцы по пятницам да кино по выходным Да вот еще Леночка...

— Знаете, что?.. — Доктор задумался, хмыкнул, покрутил головой. — Медицина вам не поможет, более того, я не могу даже классифицировать данный случай... Я, конечно, слышал о ликан-тропии, — он снова хмыкнул, покачал головой. — Сказки... Но вот это... Хотите совет? Просто, по-человечески, не как врач пациенту. Никому больше это не показывайте. Сидите в своей деревне, живите тихо, не высовываясь А то, не дай Бог, запихнут вас в психушку, или еще куда похуже... Поняли меня?

— А как же! — Мужичок взмахнул перед лицом доктора левой рукой, уже принявшей нормальную форму и цвет, и врач слегка отшатнулся, чего-то вдруг испугавшись. Отодвинул стул, поднялся из-за стола, подошел к окну.

— Жили же вы пять лет? Ну и живите дальше. Говорю вам, узнает кто — житья не будет, в могилу сведут — анализы, процедуры, эксперименты... — он опять замолчал, задумавшись о чем-то, и совсем уж непонятно добавил: — Есть многое на свете, друг Горацио...

— Чо? — переспросил пациент.

— Ничего, это я так... Вы все поняли? Идите!

Мужичок развернулся, с силой потянул на себя тугую дверь и, обернувшись в проеме, неуверенно произнес:

— Спасибо... доктор. До свидания.

Врач махнул рукой и полез в стол за шоколадом, вспоминая вылетевшую из головы речь, посвященную милой Леночке, ее карим глазкам и пухлым губкам.

2035 год. «Марсианин»

— Вот, смотрите... — Майкл Ньюмен, биолог, а по совместительству врач экспедиции, откинул закрывающую труп простыню.

— Тьфу, гадость какая! — поморщился Андрей. — Вы хотите сказать, что это и есть Поль Моруа?

— Ну, если быть точным, это то, что когда-то было Полем.

Андрей скинул простыню на пол и внимательно оглядел тело.

— Низ практически не изменился. Ноги, гениталии, живот...

— Да. Процесс превращения шел сверху. Мы считаем, что в атмосфере Марса есть нечто, что вызвало подобную метаморфозу. Когда стекло лопнуло...

— Стоп. Все по порядку. И сразу предупреждаю: никаких выводов и умозаключений. Это моя прерогатива. От вас нужны факты и только факты, об остальном позабочусь я.

Андрей сунул руку в карман и незаметно нажал кнопку диктофона. Майкл вздохнул:

ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 8 2000

41