Техника - молодёжи 2001-01, страница 46

огромадная. Прежде, бывало, попадались и заберзаты, и яхонты, и иакинфы, даже алмазы встречались, а теперь оскудела земля цветным каменьем, все подчистую выбрано.

— А ты поищи, может, и сыщется в какой ухоронке... —• сказал купец со значением.

Матвей поднял голову и увидел, что в лоб ему в два дула смотрит ружье.

— Поищи хорошенько, — повторил купец-разбойник.

— Зря ты это делаешь, ваше степенство, — сказал Матвей. — Тебе ж после такого ни на одной ярмарке показаться нельзя будет. Хищнику в жизни счастья не бывает.

— Были бы деньги, а счастье купим, — приговаривал купчина, споро нацепляя Матвею наручные кандалы с модным замочком. — Ну так где у тебя настоящие камни хранятся?

— Нет у меня ничего. Что было на продажу, все показал.

— А теперь непродажные покажь.

Чернобородый каторжник молча опустил ружье, вытащил ножик, попытал остроту на пальце, и сунул нож в печку острием на дотлевающие угли

— Погоди, Родька, — сказал купец, — может, еще по-хорошему договоримся. — Ты думай, покамест ножик греется, — оборотился он к Матвею, — а мы тем временем сами посмотрим, что у тебя где лежит. Думаешь, не знаю, где искать? Добрые люди денежки завсегда у Бога за спиной хранят.

Купчина подошел к красному углу, скинул иконы, но не нашел за ними ничего, кроме пыльной паутины.

— В подполе надо искать, — изронил слово ямщик. — Это же камни, им от $емли ни хрена не сделается. Я знаю, в подполе закопаны.

— Ни черта ты, Родька, не знаешь. Раз он самоцветы на продажу и за хорошую цену не ставит, значит, не жадность его придушила, а сами камушки. Мне знающие люди рассказывали, что случается такое с мастерами и старателями, когда не могут они камень из рук выпустить. Самоцветная болезнь называется. Горные гномы этой хворью страдали, и у людей она приключается. Туточки они, рядом лежат, чтобы всякую минуту достать можно было, полюбоваться.

Купчина оглядел комнату, подошел к полатям, кряхтя, нагнулся и выволок на свет заветный сундучок.

— А вот и он! Ишь, какой тяжелый...

Матвей сидел как неживой. Жизнь рушилась одноминутно, и неважно, зарежут его грабители прямо сейчас или, обобрав, отпустят словно стриженого барана нагуливать новую шерсть. Все одно, отнятого не вернуть, нового не нажить, лучше сразу в петлю.

О ключе купец и озабочиваться не стал, сбил малый замочек голой рукой, видать, привычен к разбойному ремеслу не впервой по чужим укладкам шарит. Без разбору высыпал самоцветы на стол, так что заискрилось в сальном свете словно в ясный солнечный день

— Ты глянь, Родька, глянь, дурья башка, что тут для нас припасено! А говорил, земля яхонтами оскудела! —• купец погрузил обе руки в камни, принялся перебирать их, выдергивая то один, то другой, поднося к дрожащему свечному пламени, любуясь игрой не ограненных кристаллов. — Такое богатство за раз продавать нельзя, а то шум пойдет понемногу сбывать будем. Ишь ты, агустит какой, получше сапфира будет, сапфир перед ним бледненькой... а вот аквамаринчик, адмиральский камень, он победу в морских сражениях приносит. Что ж ты, шут гороховый, такое сокровище прячешь? Хочешь, чтобы флот наш враг потопил? А вот и заберзаты, и гиацинты... а изумруды-то какие, изумруды!., и сколько!.. Я и ценить их боюсь, такие изумруды только в царскую корону.

Родька отставил ружье, подошел, тоже поворошил камни толстым пальцем. ,

— Это аматист, что ли?

— Не понимаешь ты ничего. Это дамский камень александрит. При солнце он изумрудом смотрится, а при свечах — аметистом. А вот «голова мавра» — двуцветный турмалин. Дорогущая вещь, ее одной про все наши заботы хватило бы. А мужик и впрямь дурной. Продал бы хоть десяток этих вот камней, палаты бы поставил двурядные, забор трехаршинный, собак цепных завел, сторожа-татарина, так мы с тобой к его дому и за версту подойти побоялись бы.

— Все одно влезли бы... — не согласился ямщик. — Я бы влез

— Ты бы нож из огня вынул, что ему зря калиться

—• Пусть. Я его и каленым зарежу

— А что ж ты — повернулся главарь к Матвею, — нас о милости не просишь? Глядишь, мы бы и тебя живым оставили, и камушки вернули...

Матвей молчал.

— Гордый, — сообщил Родька, — не хочет нас жалобами потешить. А может — скрывает что Надо бы его покрепче пощупать.

— Слышишь? — хохотнул купец. —• Ножик-то в самую пору разогрелся, а приятеля моего хлебом не корми, дай живого человека примучить. Ну, так скажешь, есть у тебя еще что?

Матвей молчал.

— Сомлел видать. А ежели не сомлел, то рассуди сам. живым мы тебя все равно не отпустим, нам такой свидетель ни к чему. И дом твой перед уходом подпалим. Если осталась где ухоронка, то камни в пожаре цвет потерять могут. Говорят, иные от сильного жара блекнут, а то и вовсе рассыпаются. Я же знаю, тебе камней жальче, чем себя самого, так что не таись.

Матвей молчал, только губы тряслись.

— Боится, — заключил ямщик. — Надо попытать.

— Да оставь ты его, — отмахнулся купец, потеряв к Матвею всякий интерес. — Это он отходить начинает с горя. Нет у него больше ничегошеньки, укладка-то не полна была, значит, в других местах не спрятано. Пущай сам помирает, ежели успеет. Тебе человека зарезать, что муху прихлопнуть, а мне лишний грех на душу брать неохота Давай собираться. Эх, самоцветы с пуговичным товаром помешались! Хотя, пусть их, вали кулем, там разберем

Купец начал горстями сгребать камни обратно в укладку, но вдруг остановился, выудив из кучи хрустального змейку.

— Родя, гляди какая чудовина!

Ямщик, отошедший было к печи за ножом, вернулся, глянул через плечо.

— Это ж дешевка, — пренебрежительно заметил он — Простой хрусталь, без грани. Самородочки выковырять, так и вовсе выбросить можно. Видать, из пуговичного товара завалилась.

— Дураком ты, Родька, родился, дураком и помрешь. Это ж игра натуры, цена ей не за материал, а за редкость. В столице, в горном музее, за такое пятьсот рублей отвалят, а то и всю тысячу. Вишь, змеюка какая, горой резана, рекой шлифована, человечья рука к ней не прикасалась, а все как у настоящей: и чешуйки по спине, и пасть змеиная... У, гада ядовитая! — мясистый купеческий палец ткнул каменного змейку в словно нарочно приоткрытую пасть.

На мгновение рубиново блеснули зажмуренные глаза, кварцевые зубы сомкнулись на указующем персте, заставив купчину кричать. Отброшенный змейко со звоном ударился об пол, изогнулся упругой пружиной, готовый вновь напасть.

Купец кричал, тряся обожженной кистью с почернелым пальцем. Чернота расплывалась по руке, стремясь к сердцу. Ошалелые глаза выпучились, лицо посерело, купчина повалился на пол и перестал дышать.

Второй разбойник, злобно хрипя, переводил схваченное ружье с Матвея на змейку, а свободной рукой спешно сгребал самоцветы в сундучок. Это его и сгубило — несподручно стрелять, зажав ружье под мышкой. Змейко безо всякого предупреждения метнулся в воздух и впился ямщику в самое горло, под спутанный клок бороды. Не хуже каленого ножа вонзился... Грабитель повалился, не успев крикнуть. Жаканы из двух стволов ушли в потолок.

Окровавленный змейко выполз на свет, завозился, обтираясь об одежду убитого, потом вполз на колени Матвею, заскреб зубами по кандальному железу. Серые опилки посыпались вниз. Матвей ждал спокойно, словно и *

не с ним творилось этакое. Стряхнул разгрызенные ^^ наручники, бесстрашно подставил ладонь кристаль-ному спасителю. Змейко свернулся прежним клуб- fj ком и замер. Рубиновые глазки закрылись. ^^

ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 12 0 0 1

44