Техника - молодёжи 2007-02, страница 24

Наши дискуссии

ной степени и он должен быть задействован, в том числе — в виде общей интеллектуализации общества). Мощь науки может прирастать и силой её «культурных героев», а также качеством «генералов и маршалов». Ведь, как войны выигрываются не только массой рядовых солдат, так и научные прорывы обеспечиваются гениальными одиночками, идущими против мэйнст-рима, и уровнем организации научной работы, совершенствованием методов, усилением технической и социальной базы, и многим другим.

Можно рассмотреть проблему и с другой стороны — любому скачку интенсивности предшествует фаза экстенсивного роста. В начале XIX в. тогдашние предсказатели утверждали, что, при сохранении существовавших тенденций, Лондон в скором времени завалят горы лошадиного навоза. До определенного момента все шло к тому, но потом появились автомобили. К чему этот пример? К тому, что наука, согласно закону диалектики о переходе количества в качество, не может миновать стадию экстенсивного расширения, которая — по идее — должна смениться переходом на следующую, более эффективную стадию.

Вернёмся к началу предыдущего лемовского тезиса: «Поскольку теория постоянно опережает то знание, которое уже реализовано промышленностью...».

Спорное утверждение. Именно практика поставляет факты, противоречащие научным теориям. Из этих противоречий, по мере их накопления, рождаются научные прорывы. Далеко оторваться от практики теория может, лишь одновременно отрываясь и от реальности.

«Когда будет достигнуто «научное насыщение» в масштабе планеты, число явлений, требующих изучения, но из-за недостатка людей заброшенных исследователями, будет возрастать. Развитие теории не прекратится, но будет заторможено. Как можно представить себе дальнейшую судьбу цивилизации, наука которой исчерпала все людские ресурсы, но продолжает в них нуждаться?

В глобальном масштабе прирост технологии составляет ныне около 6% в год. При этом потребности значительной части человечества не удовлетворяются. Замедление технологического роста из-за ограничения темпа развития науки означало бы — при сохраняющемся росте народонаселения — не застой, а начало регресса.

Ученые, из работ которых я извлек фрагменты нарисованной перспективы, смотрят на будущее с беспокойством. Ибо они предвидят положение, когда нужно будет решать, какие исследования требуется продолжить, а какие необходимо прекратить. Вопрос о том, кто д_о_л_ж_е_н это решать — сами ученые или политики, — вопрос наверняка существенный, отходит на второй план по сравнению с тем, что независимо от того, кто б_у_д_е_т решать, решение может оказаться ошибочным. Вся история науки показывает, что великие технологические скачки начинаются с открытий, сделанных в ходе "чистых" исследований, которые не имели в виду никаких практических целей. Обратный же процесс — появление новой теории из недр уже используемой технологии — представляет собой явление редкое до исключительности. Со времен промышленной революции нам сопутствует исторически проверенная невозможность предвидения того, из каких именно теоретических исканий возникает нечто ценное для технологии. Допустим, что какая-то лотерея выпускает миллион билетов, тысяча из которых — выигрышные. Если все билеты будут распроданы, общество, которое их приобрело, наверняка получит все выигрыши. Если, однако, это общество выкупит только половину билетов, может оказаться, что выигрыш не падет ни на один из них. Подобной "лотереей" сегодня является наука. Человечество "ставит" на все "билеты" по ученому. Выигрыши означают новые ценные для цивилизации, для технологии открытия».

Утверждение: «...великие технологические скачки начинаются с открытий, сделанных в ходе «чистых» исследований, которые не

имели в виду никаких практических целей» выглядит, на мой взгляд, смело. Вернее было бы сказать, что достижения плохо коррелируют с начальными целями, но утверждать, что все движения в области науки были изначально бесцельны — это, пожалуй, чересчур.

Из приведённого выше тезиса можно было бы сделать вывод, будто сейчас наука «гармонично развита» , однако такого не было никогда. Наука никогда не росла во все стороны, её развитие всегда было направленным. Если прибегнуть к ле-мовскому сравнению — общество никогда не покупало всех лотерейных билетов, оно всегда действовало «наудачу». Точнее, оно действовало сообразно со своими интересами, поскольку не «добывало информацию», как таковую и ради неё самой, а пыталось найти решения тех проблем, которые стояли перед ним на тот момент особенно остро.

«Изображенная нами картина вовсе не является предсказанием упадка цивилизации. Так может думать только тот, кто понимает Будущее лишь как увеличенное Настоящее, кто не видит иных путей прогресса, кроме ортоэволюцион-ного, будучи убежден, что цивилизация может быть только такой, как наша: лавинообразно нараставшей в течение трехсот лет, или никакой. Точка, в которой кривая роста от стремительного взлета переходит к изгибу "насыщения", означает изменение динамической характеристики рассматриваемой системы, то есть науки. Наука не исчезнет: исчезнет лишь тот ее облик — облик, лишенный ограничений роста, — который нам знаком.

Таким образом, «взрывная» фаза развития составляет только этап истории цивилизации. Единственный ли? Как выглядит «послев-зрывная» цивилизация? Должна ли всесторонность стремлений Разума, которую мы считали его постоянной чертой, уступить место «пучку» направленных действий? Мы будем искать ответы на эти вопросы, но уже то, что было сказано, проливает особый свет на проблему звездного психозоя. Экспоненциальный рост может быть динамической закономерностью цивилизации на протяжении тысячелетий, но не миллионов лет. Такой рост по астрономической шкале длится мгновение, в течение которого начавшийся процесс познания приводит к кумулятив

22 2007 №02 ТМ