Техника - молодёжи 2007-02, страница 25

ной цепной реакции. Цивилизацию, которая исчерпывает собственные людские ресурсы в этом «научном взрыве», можно сравнить со звездой, сжигающей свое вещество в одной вспышке, после чего она приходит в состояние изменившегося равновесия либо же становится ареной процессов, которые заставили умолкнуть, быть может, не одну космическую цивилизацию».

Из этого можно понять, что Лем предлагает человечеству войти в ряд обычных природных явлений, подобно достигшей гармоничного равновесия с Природой колонии бактерий. Но человек не подчиняется в полной мере законам Природы, постоянно пытаясь противостоять им и постоянно отвоёвывая себе у законов Природы все новое жизненное пространство.

«Лавинообразность» эта тоже весьма относительна. Процесс размножения колонии бактерий лавинообразен, тогда как скорость, с которой бактерии эволюционируют во что-то иное, оказывается в наивысшей степени медленной, и вид колонии будет с его точки зрения неизменным (лишь слегка пульсирующим).

В следующей главе Лем подводит итог: «Это и есть ситуация "мегабитовой бомбы", или, если угодно, «информационного барьера». Наука не может перейти этот барьер, не может справиться с обрушивающейся на нее лавиной информации».

А вот как концепция была сформулирована одним из ее последователей:

«Рост количества добытой информации превышает все мыслимые возможности по ее обработке».

Мне представляется, что это кажущаяся проблема. Подобные ощущения испытывает студент, получая гору учебников в начале учебного года. «Это выучить невозможно!» — вполне оправданная его реакция. Однако те объёмы информации, которые действительно невозможно «вызубрить» (т.е. выучить механически), можно понять (т.е. выучить структурированно). И, если при первом способе изучения информация сваливается в голову зубрилы в виде бесполезного информационного хлама, который будет только мешать в жизни, то во втором понятые принципы займут гораздо меньше места. Аналогия — чердак, куда сбрасывают старые книги и журналы, и современная библиотека с каталогом (или компьютер с большим объемом памяти).

Мнение о переизбыточности ин

формации относительно со способностями по ее обработке это вполне обычный испуг студента перед горой учебников, которые надо изучить.

Студент, не знающий, к примеру, физхимию и студент, её знающий, — это разные люди. А на следующий год его ждёт то же самое. И окончание ВУЗа — вовсе не повод расслабиться и закостенеть. Человеку всю жизнь приходится меняться и учиться. В этом трудность, но в этом и преимущество. Лучше тонуть в море информации, чем оказаться лишенным её.

Вопрос о том, что научные средства, позволяющие «утрамбовывать» в формализованный вид сколь угодно большие объёмы информации и снимающие (никогда, впрочем, серьёзно и не стоявшую) проблему «мегабитовой бомбы» порождают свои проблемы, в данной статье не рассматриваются — они имеют к теме лишь косвенное отношение.

Важнейшей проблемой науки является не её якобы ограниченная ёмкость, а слабость философского стержня науки — философия оказалась на данный момент неспособна организовать науку, обеспечить её единство и своевременно разрешать проблемы её развития.

Лем пишет: «...у лавинообразного темпа познания есть свой потолок», но является ли в действительности современный темп познания «лавинообразным»? Не покажется ли через некоторое время такая оценка смешной так же, как нам сейчас кажутся забавными определения XIX в. как «безумного»?

Правомерно ли полагать современное состояние науки «вспышкой», «экспоненциальным развитием»? Наука слишком молода — в своем современном виде (не считая периода становления) она существует всего несколько поколений, и то находится в постоянном кризисе. Так, советский психолог и методолог Г.П. Щедровицкий (1929— 1994) полагал, что философия, которая должны была бы возглавить развитие науки, находится в кризисе с начала XIX в. Значит, всё это время наука существует в образе «всадника без головы», несущегося диким галопом, не разбирая дороги.

Вообще, если уподобить науку человеку, то мы получили бы в результате этого сравнения бодрое, здоровое, любопытное существо, которое обладало бы лишь одним небольшим недостатком — умственной неполноценностью. Мы

приходим к парадоксальной картине — к безумию разума, возникшему из-за того, что наука оказалась до настоящего времени неспособна организовать сама себя.

Если подходить к делу формально, то окажется, что мы вообще не способны судить о науке, поскольку предмета суждения ещё попросту нет — наука находится в процессе становления. Говорить о росте объекта, который ещё не установился, бессмысленно — правомерно говорить именно о рождении. А когда наука наконец-то обретёт свой стержень и «установится» в своем истинном состоянии, вполне может оказаться так, что то, что Лем называет «экспоненциальным ростом науки» и полагает временным процессом, является её неотъемлемым качеством, подобно тому, как постоянное развитие является неотъемлемым качеством общечеловеческого разума.

Соглашусь со следующим утверждением Лема: «...мы окажемся перед «информационным барьером», который затормозит рост науки, если не совершим в умственной сфере такой же переворот, какой совершили в сфере физического труда за последние два столетия».

Мы действительно можем оказаться перед информационным барьером, «если не совершим в умственной сфере такой же переворот...». Вопрос только в том, что если мы его не совершим этот переворот, то вряд ли вышеупомянутую «сферу» можно будет с полным правом считать «умственной». В случае, если «информационный барьер» окажется человечеству не по зубам, современный расцвет науки может быть отнесен к разряду временного просветления сознания умственно неполноценного человечества.

Возвращаясь к тезису, помещенному в эпиграф, предположу, что сбудутся обе части предсказания, которые у Лема выступают противоречащими друг другу — одновременно с сохранением тенденции к неограниченному росту, наука изменится, утратив свою начальную форму. Впрочем, она и в настоящем своем виде имеет форму, отличную от «начальной». Современная наука совершенно не похожа ни на египетскую геометрию, ни на арабскую алхимию, ни на средневековую схоластику. Какова будут её дальнейшая форма — трудно предсказать, ясно одно — наука будет жить. И пока у человечества будет такое явление, как наука, человек будет иметь право именоваться «человеком разумным». ШЛ

www.tm-magazin ,ru 23