Юный техник 1957-11, страница 10

— Это у кого?

— А у деда Лаврентия.

—- Какие права, спрашиваешь? — Бригадир достал из кармана смятую пачку «Беломора», глубоко затянулся, сказал одной из девчат: — Подвинься-ка, — и смерил Тимку взглядом с головы до ног: — Тебе сколько лет-то? Двенадцать? Мне в ту пору было, пожалуй, побольше. Уже винтовку в руках держал. Да, давно это было...

Тимка присел на корточки: бригадир, кажется, собирался рассказать что-то интересное. И мальчишка слушал, боясь шелохнуться и представляя все, как было...

Давно это было. «Ангара» стояла в порту Байкал, и вдруг по кораблю раздался слух: колчаковцы, отступая из Иркутска, привезли на ледокол заложников, большевиков, тридцать одного человека. Подали колчаковцы команду подымать пары. Ослушаешься — свинец в затылок. Взялись кочегары за лопаты, швыряют в топки уголь. Пламя, как в аду, бурлит, клокочет, бушует. Вдруг слышат толчок — это от стенки отвалили. Швыряют уголь, а у самих душа не на месте. Что-то недоброе затеяли колчаковцы, но попробуй догадайся — что? Разболелась у Лаврентия голова, жар виски ломит. "Дай, — подумал, — выйду, воздуха свежего хвачу».

Вышел Лаврентий из кочегарки и видных вдоль бортов и на корме колчаковцы стоят с винтовками — белые папахи, башлыки крест-накрест. Мороз жжет, аж ноздри слипаются. Вывели двое солдат из трюма босого, в галифе и драной нательной рубахе человека со скрученными за спиной руками. Подвели к корме, пригнули голову. Один краснорожий верзила ударил его с размаху по затылку деревянной колотушкой — были они на судне, чтоб намерзший лед с корпуса обивать. Ударил — и нет человека. Двое подхватили его за ноги — и за борт. На корме скользко от крови. Слабо светит луна: блестит иней на штыках и затворах; крутые сопки смутно белеют в темноте. Отчетливо слышно, как хрустит, проламываясь, лед, как тяжело вздыхает машина. Ужас стиснул душу Лаврентия: вот что тут делается!..

Видит — еще одного выводят: босой, в белой рубахе, с растерзанным воротом. Посмотрел Лаврентий на него — и прямо дурно стало: Мишка, старшой его, сын его... Лицо худое, черное, глаза ввалились, щеки и шея в синяках и кровоподтеках, губы опухли..,.

Крикнул Лаврентий что-то, бросился к сыну, да штыки частоколом в грудь уперлись. Схватили его, оттащили, орут:

— Ах, мерзавец ты эдакий, вместе с ним хочешь? А ну, назад!

Смерть сдавила дыхание Лаврентия, ноги примерзли к палубе,

в голове чугунный звон, то приближается, то уходит... Слышит, колотят его в живот и спину, но боли не чувствует. И вдруг видит: Михаил как рванется, треснули веревки, охранники разлетелись по палубе кто куда, винтовки загремели о железе. Михаил саданул одного ногой в лицо, а толку что — босой...

— Гады, — захрипел он, — нас тридцать один, а вас сотни... Убивайте нас. бейте... Все равно народ победит... А вы... вы...

8