Юный техник 1958-06, страница 53

— Не сможем. На парикмахеров учат...

— Учат, учат, — передразниваю я братца, — ты просто пессимист — в силы свои не веришь.

— А пессимист — это совсем другое, — огрызается Володька: — пессимист — это ито всегда ноет.

— Вот ты и ноешь: не выйдет, не получится. Приемник собрали? Собрали! Школьный узел будем собирать, Николай Петрович сказал? Сказал! А ты волосы постричь...

Мои горячие доводы сломили Володьку. Он возвратился в дом, потихоньку вытащил из бабкиного комода тяжелые старинные ножницы и гребенку, и мы забрались за баню, чтобы нам никто не помешал.

— А может быть... — пробует еще возражать Володьна, увидев ножницы в моих руках. Но я не даю ему договорить.

— Ерунда! Не бойся! В самом лучшем виде получится. Садись. Что я ни разу не видел, что ли, как парикмахеры работают?

Володька медлит, но я ставлю небольшой чурбан и шлепаю по нему для убедительности рукой:

— Садись, не бойся. Снимай майку!

Володька вздыхает, но все же снимает майку и усаживается на чурбан. Я несколько раз лихо щелкаю ножницами, как это делают в настоящих паринмахерсиих, и обращаюсь к своему клиенту, слегка наклоняясь:

— Вас под полубокс прикажете?

— Валяй под полубокс.

Ввожу бабкину гребенку в густые Володькины космы, пытаясь причесать их получше, и тут в мою душу падает первая иснра сомнения. Но я и виду не поназываю, что мне страшно начать.

— Височни прямые разрешите?

— Давай прямые, только ухо гляди не отрежь, — покорно отвечает брат, наблюдая, как первые волосы падают на землю.

Первый удар ножниц несколько приободряет меня. Ведь ничего страшного не произошло. Приподняв на гребенке следующую порцию волос, свожу ножницы, и.- снова ничего страшного не происходит! Я начинаю орудовать веселее.

Через неиоторое время, оценивая результаты труда, я замечаю брак. Местами случайно выхвачены лишние пряди, а кое-где, наоборот, волосы торчат, словно кусты на сенокосе. Да и упрямые рыжие вихры брата как-то косо ползут из-под ножниц. Решаю пока оставить висок. Смело сбрасываю волосы на лоб и подвожу ножницы.

— Что в лоб-то тычешь! Ты волосы стриги, — возмущается Володька.

— Волосы и стригу, — огрызаюсь я и сам перехожу в нападение. — А ты не вертись, словно сорока на коле, а то еще хуже будет.

— Хуже, — стонет Володька. — и так весь лоб распорол.

Передние волосы пострижены. Теперь сразу обстановка проясняется. Очевидно, надо укорачивать волосы к затылку, чтобы постепенно сойти на нет, как это положено в полубоксе. Снова принимаюсь за дело.

— Наклонись! — командую брату, и тот покорно исполняет мое требование.

— Ухо держи! — и он хватается за ухо.

— Другое» — и Володька уватается за другое.

Волосы летят под ударами ножниц во все стороны. Вхожу во вкус. И вдруг обнаруживается, что я слишком рано сошел на нет.

У Володьки оказывается, недостаточно волос, чтобы скрыть провал, неизвестно отчего получившийся сразу возле макушки. Пытаюсь перекинуть туда волосы с левого виска, но они не желают держаться в этом неудобном положении.

Начинаю подравнивать. Снова лязгают ножницы, летят волосы, но провал не становится менее заметным. Наоборот, я все больше и больше ощущаю недостаток волос на голове брата. А он, почувствовав что-то недоброе, интересуется:

— Ну, чего у тебя?

«У меня-то ничего особенного, вот если бы ты знал, что с твоей головой получилось», — думаю я не без страха, но отвечаю с возможным спокойствием:

— Ничего не случилось...

43