Юный техник 1960-11, страница 27

— Ну, как вы находите?

Я почувствовал робость: мне приходилось говорить Льву Николаевичу о его произведении, и я несмело сказал, что рассназ очень хорош и по размеру иак раз подходит для записи на пластинку, но он опасен в цензурном отношении: пластинку могут запретить для продажи ..

— И привлекут к ответственности, — добавил Лев Николаевич, — только не меня, а того, кто будет распространять то, что я написал или сказал... Зна>^ я эту «цедилку...» (так Толстой называл царскую цензуру) ».

Утром следующего дня (18 октября), когда Толстой возвратился с прогулни, приступили и записи.

Толстой прочел отрывки из книги «На каждый день». Причем прочел их последовательно на четырех языках — русском, английском, немецком и французском...

«На каждый день. Учение о жизни, изложенное в изречениях, взятых у мыслителей разных стран и разных веков. Составлено Л. Н. Толстым».

«Не стыдно и не вредно не знать. Всего знать не можем, а стыдно и вредно притворяться, что знаешь, чего не знаешь».

«Мудрецу сказали о том, что его считают дурным человеком. Он отвечал: «Хорошо еще, что они не все знают про меня, они бы еще не то сказали».

Толстой прочел 28 изречений.

Первые фабричные грампластинки с гаписью выступлений Л. Н. Толстого вышли в январе 1910 года.

НЕ МОГУ МОЛЧАТЫ

Столичные газеты приходили в Ясную Поляну с двухдневным опозданием. 11 мая 1908 года за утренним чаем Лев Николаевич прочел в «Ру ле»:

«Херсон (8 мая). Сегодня на Стрельбищном поле казнены через повешение двадцать крестьян, осужденных военно-окружным судом за оазбойное нападение на усадьбу землевладельца Лубенко в Елисавет-градском уезде»

Толст й перечитал заметку вслух своему секретарю и, не выдержав, заплакал. Уйдя в кабинет, он тут же подошел к фонографу и произнес в эбонитовую трубку:

«Нет, это невозможно! Нельзя так жить!.. Нельзя так жить!.. Нельзя и нельзя. Каждый день столько смертных приговоров, столько казней. Нынче четыре, завтра семь, нынче двадцать мужиков пс е шено, двадцать смертей... А в думе продолжаются разговоры о Финляндии, о приезде королей, и всем кажется, что это так и должно быть...»

Эти гневные слова, запечатленные восковым валиком, скоро стали известны всему миру.

«Вчера мне было особенно мучительно тяжело от известия о 20 повешенных крестьянах. Я начал диктовать в фонограф, но не мог продолжать», — записал Лев Николаевич в дневник 12 мая. Мучившие его мысли вскоре вылились в обличительную статью «Не могу молчать!». Эта статья-манифест писалась трудно и долго (больше месяца). Толстой переделывал ее семнадцать раз, смягчая для цензуры выражения и заменяя примеры. Первый вариант, более резкий по тону, узнали раньше за рубежом. В русской прессе статья появилась лишь 3 июля 1908 года, да и то в отрывках. Газеть рискнувшие их напечатать, были оштрафованы, а сам автор подвергся оскорбительным нападиам монархистов.

Выдающееся публицистическое произведение, даже изуродованное цензурой, прозвучало как гневный протест против произвола самодержавия Художник И. Е. Репин писал уже через неделю в газете «Слово»:

«Лев Толстой в своей статье о смертной казни высказал то, что у всех нас, русских, накипело на душе и что мы по малодушию или неумению не высказали до сих пор. Прав Лев Толстой — лучше петля или тюрьма, нежели продолжать безмолвно ежедневно узнавать об ужасных казнях, позорящих нашу родину, и этим молчанием каи бы сочувствовать им».

Время сохранило нам беспримерный документ, запеч г-певший те живые слова пи а-теля, иотопые прозвучали на весь мир суровым поиговором деспотии царизма. Эти слова н дования доносит тихни голос, прерывающийся от подступивших спазм...

Историческая фонограмма теперь перенесена на кинопленку. Улучшенную запись иногда

27