Юный техник 1961-04, страница 73

новну, так сразу к ней бежит и уже не отходит, так и нружит вокруг нее, так и кланяется. Вообще-то он был строг, никакой близости с людьми не допускал, а Юлию Ивановну слушался. Случалось, остановится она да начнет подпевать: «Ну-ка. Журка попляши, ну-на, Журка, попляши», — а журавль распустит крылья, начнет поднимать свои голенастые ноги, приседать, топтаться, пока не проделает все фигуры журавлиного танца. Кончит и с прежней важностью сопровождает Юлию Ивановну всюду, куда бы та ни пошла.

А ворон Юлию Ивановну по-своему отметил. Он научился Тинну передразнивать. Та поначалу, увидев ворона, облаяла его. Птицу это нисколько не испугало. Она даже с места не тронулась. Каи сидела на суку, так и осталась сидеть. Только скосила на собаку круглый свой глаз, вроде как бы смеясь про себя. А спустя короткое время ворон сам стал лаять, как Тинка. И не в ответ на собачий лай, а по-иному. Ему-то с дерева далеко видно, и он, лишь, бывало, завидит Юлию Ивановну, так и начнет лаять. И вот как раздастся вороний лай, так все вокруг уже знают, что Юлия Ивановна в парке.

Работники парка чем дальше, все лучше относились к ворону. Можно сказать, полюбили его. Или, вернее, уважать стали. Потому что они хорошо понимали, какой это для хищника соблазн, когда кругом столько дичи. И люди оценили то, что он ни разу этому соблазну не поддался.

Не поддался, несмотря на то, что дичи в это время ворону понадобилось много. Вывелись у него птенцы. Правда, произошло это как раз тогда, когда и суслики вывели потомство. Так что и охотничий район стал добычливей. Благодаря этому воронята не голодали. Ворон с воронихой таскали в свое гнездо большое множество грызунов. И кормилась воронья семья только этим. Ь общем ворон добросовестно расплачивался с людьми за то, что его не тревожат и позволяют жить в таком прекрасном тенистом парке.

Как бы это все шло дальше, не знаю. Хочется мне думать, что ворон стал бы постоянным жителем парка, что он еще больше привык бы к людям, еще многому научился бы. Интересно было бы узнать, передал ли бы он свои навыки и свою понятливость воронятам. И как бы те, выросши, ладили с порядками, установленными в парке. Но узнать это нам так и не придется. Не придется из-за Витьки, первого в поселке заводилы всех мальчишеских затей.

Задумано было хорошо. Ребята решили помогать орнитологам в заботе о птицах. Но не так, чтобы сговориться об этом с Юлией Ивановной или с заведующим парком. Тогда бы Витьке, да и его приятелям было бы совершенно неинтересно. Они хотели помогать взрослым тайно. Чтобы те и не знали, какие это у них появились помощники. Чтобы, как только задумают работники парка какую-нибудь работу, они находили ее уже сделанной таинственным образом. И им даже невдомек будет, что сделал это Витька со своей ватагой. Вот в таком виде затея выглядела уже подходяще и понравилась всем.

Но нужного дела все не подворачивалось.

А потом оно нашлось. Настал подходящий момент для того, чтобы отвадить грачей. У них вывелись граченята, и наступило еt емя обойтись с ними обидно, так, чтобы грачиная колония покинула парк. В Большом-то парке, как мы знаем, грачиных гнезд не было. И начали охоту на грачей с Малого парка.

Конечно, не было никого, кто узнал бы об этом раньше Витьки. И никого не было, кто ждал бы такой возможности с большим нетерпением.

Решение было принято в полдень, в камышовых зарослях на дальнем берегу Лебединого пруда.

На другой день перед вечерней зарей, ногда над Малым парком еще носились в отчаянии стаи обиженных грачей, тайные помощники орнитологов забрались в Большой парк. Они готовы были немедленно приступить к делу.

Но представьте только их разочарование: сколько ни осматривали они деревья, сколько ни бродили, задрав головы вверх, они не нашли здесь гнезд ни галочьих, ни сорочьих, ни грачиных.

61