Юный техник 1968-05, страница 20

ЮВЕЛИР ТОКАРНЫХ ДЕЛ

В. КИРСАНОВ

Он открыл глаза... Прямо перед ним по потолку ползла муха. Спокойная, ленивая. Скосил взгляд — белые занавески на окнах, над ними — голые верхушки деревьев. Догадался: осень.

Оглянулся: койки... койки... Понял: госпиталь.

Глубоко вздохнул. Услышал:

— Очнулся, браток?!

...Балтика 1944 года.

Михаил вместе с товарищами идет в очередную атаку. Идет, чтобы открыть путь к Берлину.

Но, видно, не суждено было солдату Михаилу Стоволосову побывать там в День Победы. Две разрывные пули нашли его в этой последней для него атаке. И вот он здесь... В бинтах. Недвижим. А раньше?

Еще десятиклассником он поступил в ФЗУ учиться на токаря. Как тогда вспылили дома отец, брат, сестра!

— Зачем было кончать десятилетку? — возмущались они. — Чтобы стать простым рабочим?

...И вот теперь, спустя много лет, я стоял рядом с Михаилом Васильевичем у его станка и смотрел, как он работает. Смотрел и удивлялся — какой силой характера надо обладать, как нужно любить свою профессию, чтобы с раздробленными плечевыми костями и поврежденными мышцами пальцев снова встать к станку?! И пожалуй, именно теперь я стал понимать, что значит живой человеческий труд. Ни механизация производственных процессов, ни их автоматизация не в силах вытеснить его. Особенно при изготовлении точнейших деталей.

Внимательно следя за крошечной деталью, не больше сантиметра, с шестью разными диаметрами, Михаил Васильевич не глядел на станок. Он оперировал им по памяти. Легкое движение руки — и станок включен. Еще движение — пошла каретка. Поворот иониуса — и резец пополз в глубину металла. Начал снимать тонкую стружку. Серебристая ленточка стали порозовела и,

завиваясь в колечки, стала соскальзывать в специально подставленную для нее коробочку. Человек, машина, деталь как бы слились в одно целое.

Это было настоящее творчество.

Боясь пошевелиться, я смотрел и смотрел за работой искусного мастера.

— Теперь посмотрим, что у нас получилось, — спустя несколько минут проговорил Михаил Васильевич, снимая цилиндрик со станка.

Он взял индикаторный микрометр — прибор, предназначенный для особо точных измерений, и между его зажимами вставил цилиндрик. Закрепил все это в маленькие, ие больше портсигара, тиски, а между деталью и зажимами вложил тонкие, очень точные по диаметру, чуть меньше одной десятой миллиметра, калибровочные проволочки. Затем, слегка придерживая их пальцами одной руки, другой повернул рукоятку микрометра. И едва лишь зажимы прикоснулись к резьбе детали, как стрелка прибора прыгнула на середину шкалы размеров. Прыгнула и... замерла!

— Неплохо! — проговорил токарь. — Разница в два микрона, а допуск — в четыре... И все-таки проверю под микроскопом. Будет вернее.

Плотная, невысокая фигура мастера замелькала между станками, остановилась там, где стоял такой необычный в инструментальном цехе прибор.

Честно говоря, меня поразил не столько микроскоп.

Когда-то в юности мне довелось работать в таком цехе. До сих пор помню ощущение какой-то затерянности человека среди серых, мрачных станков. Свет с трудом пробивался сквозь запыленные окна, и стоял такой шум, что и после работы было нелегко на чем-то сосредоточиться. Здесь же станки выстроились четкими шеренгами на значительном расстоянии один от другого. Светлые, они отлично гармонировали с цветами иа окнах и

18