Юный техник 1969-07, страница 13

Посмотрите на рисунок. Это идеальная схема распределения тепла внутри планеты. Основываясь на ней, автор выдвигает новую гипотезу о движении нефти. Она, говорит автор, идет по подземным тропкам с юга на север. На экваторе теплые пласты разогревают ее и лишают вязкости. Нефть начинает перемещаться и в пути попадает в ловушки. Такие, например, как Бакинское месторождение или гигантское Ромашкинское в Татарии. Доходит она и до севера. Мархинская скважина в Якутии вскрыла нефтяную залежь на глубине более 1800 м. Температура на этой глубине +4° С. Нефть здесь не текучая, и добывать ее практически невозможно. На юге подобное месторождение удалось бы успешно разрабатывать.

— Производственнику важно знать температуру нефтяного пласта. Так же важно, как врачу — температуру больного, — говорит Непримеров. — При плюс 24 градусах из нефти выпадает парафин. Он может закупорить поры, трещины, даже скважину. И если в месторождение закачивать холодную воду — а так делают ;,ля того, чтобы нефть поднялась наверх, — то это все равно, что поставить больного гриппом под прохладный душ. Месторождение «заболеет», оно не отдаст части своих запасов, как это и происходит сейчас во всем мире.

Нефтяникам по разным причинам не удается забрать даже половины. Классические методы исследования не могут объяснить, почему пласты не отдают всей нефти. В лаборатории Непримерова изучали керн — столбик породы, который вынимают из скважины. Часть пор оказалась наглухо зацементированной водой. Не обычной водой, а водой в четвертом состоянии. В порах — а это тончайшие капилляры — она имеет плотность 1,7. И выбить ее оттуда невозможно. Хоть до 200° нагревай. Может, здесь причина?

Н. Непримеров считает, что в нефтяные пласты не следует закачивать холодную воду. Ее нужно слегка подогревать. И предлагает, как это подешевле сделать. Для нагрева воды можно использовать газ нефтяных месторождений — он почти всегда сопутствует нефти, в том числе и ромашкинской. Можно построить для этого атомную электростанцию — теплые воды закачивать, а в подземных пустотах хоронить радиоактивные отходы. Можно, наконец, опустить глубже нефтяных залежей насосы и качать воду оттуда — ведь там она потеплей.

На кафедре радиоэлектроники работают геологи, медики, инженеры и, естественно, физики. Но и физики здесь действуют вроде бы «не по специальности». Одному из аспирантов Н. Непримеров предложил заняться изучением белков — исследовать их диэлектрическую проницаемость.

О биологии Н. Непримеров говорит осторожно и объясняет почему — в этой области у него «замеров» пока нет.

— Я думаю, что с жизнью связано неизвестное нам энергетическое поле, — неохотно отвечает на наши расспросы Н. Непримеров. (Неохотно опять-таки потому, что здесь нет точных данных, и это у него еще рабочая гипотеза.) — Видимо, оно раз в двадцать слабее электромагнитного, почему мы его никак и не опознаем. Нет, не буду об этом говорить, еще рано.

Нужно начинать с создания прибора-измерителя. Вот, например, гравитационное поле. Вся история науки подсказывает, что новое энергетическое поле может быть открыто и изучено, как только появится детектор. В области гравитации разработано сто различных теорий, а их не признают, пока не вмешается «его величество эксперимент», удачный, конечно.

Еще задаем вопросы. На сей раз Н. Непримеров говорит о том, что сгорая сигнальная система человека — это приспособление человека к окружающей среде, а вот для восприятия микро- и макромира люди не приспособлены. Возможно, возникнет третья сигнальная...

— Какая? Не знаю, не знаю. Семь раз...

2*