Юный техник 1969-07, страница 39

ла яркая вспышка. Это было невероятно и... пахло мистикой. Недаром кто-то из болельщиков, наблюдавших за опытом, спросил присутствующих:

— Вам не кажется, что здесь попахивает серой?.. И тень какая-то рогатая, с хвостом мелькнула во время вспышки...

Шутки шутками, но ни сотрудникам лаборатории, ни самому Николаю Николаевичу тогда не удалось разобраться досконально во всех этих загадках. Харитон и Вальта лишь опубликовали статью, описав в ней непонятное явление.

Через несколько месяцев вышел номер журнала «Zeitschrift fiir Phisik» с очень краткой статьей тогдашнего патриарха мировой химической кинетики Боденштейна. Немецкий ученый заявлял, что в эксперименте, проведенном Харитоном и Вальта, пахнет вовсе не серой, а ошибкой, и все результаты не открытие какого-то нового явления, а свойственная молодости иллюзия. Доказательства свои Боденштейн строил вот на чем. Помните ловушку, которая была установлена между сосудом и ртутным манометром, чтобы не портить последний? Пары фосфора проникали из сосуда в эту ловушку, где и конденсировались. Они-то (так объяснял Боденштейн) преграждали дорогу кислороду, мешая проникнуть в реакционный сосуд. Когда же впускали достаточное количество кислорода, то он, естественно, вытеснял пары фосфора, появлялось ожидаемое свечение.

Загадку с аргоном он объяснял тем же. Экспериментаторы добавляли аргон к кислороду, и два газа своей общей массой как бы пробивали брешь в заслоне из паров фосфора: кислород прорывался внутрь сосуда, начиналась реакция.

Чуда не было, критических явлений не было, была лишь несовершенная аппаратура. Как бы мимоходом Боденштейн заметил, что предельные (критические) явления ряд исследователей наблюдали неоднократно. И всегда это «чудо» объяснялось ошибками в экспериментах.

Воевать с авторитетным ученым оказалось делом трудным. Даже в лаборатории Семенова нашлись сотрудники, которые усомнились в правильности и целесообразности опытов с фосфором. Требовались новые доказательства.

Новая серия опытов. Ловушку удалили совсем. Манометр, только уже не ртутный, а другого типа, впаяли прямо в сосуд. Так что диффузии паров фосфора не могло быть. И все же на этой установке вновь были обнаружены критические (предельные) явления. Правда, результаты получились несколько иными — Боденштейн частично оказался прав, — но явления, наблюдаемые Вальта и Харитоном, были отнюдь не иллюзорными. Мало того, подтвердились и факты уди

вительного эффекта с аргоном. Была открыта прямая зависимость между критическим давлением кислорода и количественной добавкой «ленивого» газа. Экспериментаторы открыли еще одно непонятное явление — предельное давление кислорода резко понижается при увеличении объема сосуда, и для сферы оно обратно пропорционально квадрату ее диаметра.

И хотя все возражения Боденштейна были опровергнуты, чтобы окончательно застраховать себя от неожиданных выпадов будущих оппонентов, Николай Николаевич решил поставить еще один опыт.

В знакомый уже нам сосуд с фосфором был введен кислород под давлением ниже критического. А затем сосуд начали заполнять ртутью. Она как пресс должна была сжать кислород до необходимого предела. Когда давление достигало критического, появлялась яркая вспышка. Если ученый при этом продолжал сжимать кислород, нагнетая ртуть в сосуд, то свечение длилось до тех пор, пока кислород не выгорал, опять-таки до критического предела.

Но теперь встал другой вопрос — «почему?». Ведь открытое явление явно не укладывалось в существовавшие тогда представления о цепных реакциях.

И тут, пожалуй, будет уместным сделать отступление и перейти от понятий физико-химических к понятиям и правилам, которые применимы для исследовательской работы в любой из наук.

Почти 30 лет спустя лауреат Нобелевской премии Николай Николаевич Семенов в своих воспоминаниях сформулирует и эту своеобразную теорию — «теорию о том, как делаются открытия».

— Первичное экспериментальное открытие обычно случайно. Оно только тогда является действительно открытием, существенно двигающим вперед науку, когда оно совершенно необъяснимо с точки зрения существующих научных представлений. Именно поэтому его нельзя предвидеть, и оно оказывается результатом случая. Такого рода счастливые случаи очень редки в жизни даже самого активного ученого. Поэтому их нельзя пропускать. Никогда не следует проходить мимо неожиданных и непонятных явлений, с которыми невзначай встречаешься в эксперименте. Самое важное в эксперименте — это вовсе не то, что подтверждает уже существующую, пусть даже вашу собственную, теорию (хотя это тоже, конечно, нужно). Самое важное то, что ей ярко противоречит. В этом диалектика развития науки...

В самом деле, в то время в химической кинетике господствовала теория Боденштейна о цепных реакциях. Немецкий ученый на процессе фотохимической реакции соединения хлора с водородом доказал,

37