Юный техник 1969-07, страница 41

С того момента, как Боденштейн подверг сомнениям опыты Харитона и Вальта, прошел почти год. И все члены ученого совета института (товарищи Н. Н. Семенова) и сам академик Иоффе успели привыкнуть к мысли, что немецкий ученый прав. Время сработало в данном случае против Семенова. Членов ученого совета, на котором Николай Николаевич излагал результаты опытов и основные положения своей теории, было трудно сбить с занимаемых позиций. Вопросы следовали один каверзней другого, а сами оппоненты не хотели основательней вдуматься в суть и сосредоточиться на том, что говорил Семенов, как парировал их вопросы.

И хотя, употребив спортивный термин, это заседание ученого совета можно назвать игрой в одни ворота, результат был ничейный. Каждая из сторон осталась при своем мнении. Много позднее Семенов, подводя итоги этого заседания, скажет:

— Я был действительно полностью уверен в успехе, и уже ничто не могло меня сбить с этой позиции. Я даже не был чрезмерно огорчен дискуссией на совете...

Дальше события развивались столь же стремительно, как разветвленные реакции в сосуде при критическом давлении. Все в том же журнале «Zeitschrift fur Phisik» появилась статья Семенова. Оттиск статьи Николай Николаевич послал Боденштейну. И патриарх тогдашней кинетики ответил, что хоть результаты и удивительны, но сомневаться в них нельзя. В 1928 году тот же Боденштейн выступил с большим докладом на съезде немецких электрохимиков и большую часть своего выступления посвятил изложению открытия советского ученого.

Тогда же теория Семенова получила основательное подтверждение в работах молодого ученого из Оксфорда Хиншелву-да, который обнаружил верхнее критическое давление для реакции соединения кислорода с водородом. И объяснил это в рамках семеновской теории.

Сейчас семеновская теория стала своеобразным сводом законов, привычным и безоговорочным, как периодическая система Менделеева. А тогда? Ахиллесовой пятой теории, по мнению оппонентов, было утверждение, что достаточно даже небольшого числа активных центров, чтобы началась разветвленная цепная реакция. Теоретически это было несомненно. Но нужен был опыт, нужны были факты...

Снова лабораторная комната, та же самая установка, с которой связаны первые опыты Харитона и Вальта и последующие работы самого Семенова. Только теперь еще прибавились катушка Румкорфа и рубильник. Когда кислород должен был начать свой путь по соединительной трубке

в сосуд, Николай Николаевич решил пропустить через него малый импульс тока. Он должен был расщепить крайне незначительное количество молекул на активные объемы — центры. И пусть их было бы мало — для развития реакции их оказалось бы достаточно. А свидетельством тому, что реакция пошла, была бы яркая вспышка, происходящая в сосуде.

...Затемненная комната своей таинственностью похожа на полупустой просмотровый зал. Окна тщательно зашторены. И потому никто из окружающих не видит, как дрожит у Семенова рука, которую он протягивает к рубильнику, — в эти несколько секунд решалась судьба его детища — всей теории. Пальцы правой руки привычно и плотно охватили ручку рубильника. Резкое движение — и вспышка!

Может быть, случайность? Ведь и раньше бывали неожиданные вспышки. Он вновь, уже торопливо, нажимает на ручку рубильника. Вспышка! Еще раз?! Вспышка! И так до бесконечности.

Семенов работает как одержимый и заставляет работать других. Короткие паузы, для того чтобы сделать запись в лабораторном журнале, и снова эксперимент.

Этим опытом, собственно, заканчивалась история открытия разветвленных цепных реакций. Теперь все написанное надо было переварить в теорию. На это ушло три года. В 1931 году Н. Н. Семенов начал писать большую монографию. Закончил он ее в 1934 году. Книга вышла у нас тотчас же, а через год в Англии.

А в это время в США ученый Райе одновременно с Фростом у нас в стране доказали, что такой известный процесс, как крекинг нефти, не что иное, как разветвленная цепная реакция.

Семеновская теория находила все большее подтверждение в работах его товарищей, учеников и зарубежных коллег.

Но рассказ об этом открытии будет неполным, если опустить одну важнейшую страницу из истории мировой науки. В 1938 году немецкие физики Ган и Штрас-сман открыли деление урана под действием нейтронов. Жолио-Кюри и Перрен высказали предположение, что возможна цепная разветвленная реакция деления урана. Это предположение вскоре подтвердилось и стало ключевой позицией в борьбе ученых за овладение атомной энергией. Вот почему в своей речи, произнесенной по случаю вручения Нобелевской премии, Николай Николаевич сказал:

— Хотя я никогда непосредственно и не занимался цепными ядерными реакциями, тем не менее старые наши работы по цепным реакциям все же имели, как я думаю, значение для первоначального развития учения о ядерных цепных реакциях...

39