Юный техник 1971-11, страница 22«НАСЛЕДНИК» Степан ЩИПАЧЕВ Есть на Красной Пресне проезд, широкий, людный, в вечерние часы залитый огнями. Называется он Шмитовский. Кто из нас не хаживал по нему или не проезжал хоть раз. Но вряд ли многие знают о том, что он назван в память Николая Павловича Шми-та, краснопресненского фабриканта-революционера, который помогал большевикам крупными суммами денег, а перед Декабрьским вооруженным восстанием в Москве закупил на свои средства оружие и вооружил своих рабочих, создав из них боевую дружину. Он обучал их стрельбе и вместе с ними разоружал полицейских. В начале вооруженного восстания Николая арестовали и бросили в Бутырскую тюрьму. Чуть ли не полтора года томили в одиночной камере и после бесчисленных допросов и издевательств зарезали. Зарезали хитро: выбили стекло и осколком перерезали вены, чтобы создать видимость самоубийства. Николай Шмит ждал такого исхода и за несколько дней до смерти сумел оформить через сестру завещание, что все свое имущество и денежные средства завещает большевикам. Не в таких подробностях, но, будучи в молодые годы преподавателем обществоведения, я кое-что об этом все же знал. Я знал, что на Пресне была мебельная фабрика и что во время подавления вооруженного восстания артиллерия Семеновского полка, присланного царем из Петербурга, больше всего била по этой фабрике, прозванной офицерами «Чер товым гнездом», за то, что дружинники этой фабрики упорнее и дольше всех оказывали сопротивление карателям. Задумка написать об этом поэму возникла у меня давно, но все откладывал. Мало знал подробностей. Однако летом 1965 года поэму все же начал, и толчком к этому было вот что. Бродя однажды по музейному залу Института мировой литературы имени Горького, я наткнулся на одном стенде на письмо Николая Шмита, которое он за день до смерти каким-то чудом сумел переслать сестре Кате. Это прощальное предсмертное письмо, полное мужества и веры в свои убеждения, потрясло меня. Больше с поэмой ждать я не мог. Набрасываю на бумагу первые ее строфы. Пора! Я слышу гуденье дороги. Не знаю, будет легка ли она? Ложатся в поэму первые строки, первые шпалы ее полотна. Мне еле маячит эа далью мглистой конечная станция. Надо спешить! Пусть ветер времени перелистывает страницы моей души. Пишу, и тревоги мои об этом. Но пусть набегают сомненья порой, до строчни последней мне быть поэтом велит поэмы моей герой. Поэму начал. Но писалась она, вероятно, очень бы трудно, а может, и вообще бы не получилась. О Николае Шмите, о его близких, родных, о его характере я все же знал очень мало. Выручила опять же случайность. В Краснопресненском му зее революции я наткнулся на только что вышедшую из печати книгу «Хозяин Чертова гнезда». Ее автор, Евгений Николаевич Анд-риканис, — племянник Николая Шмита. Моей радости не было предела. Книга эта решительно заполнила пробелы в моих сведениях о будущем герое моей поэмы. Через три месяца поэма была закончена. Оставалось только найти название. Бился над этим долго. Но, перелистывая страницы рукописи, я остановился на строчках о наследниках. Он встал. Опрокинув полою стул, поспешно оделся... Забыв о постели, он долго стоял на Горбатом мосту в обнимку с метелью. Она- лицо остужала ему, со свистом с моста уносилась во тьму. В тот день Николай — капитала наследник — стал совершеннолетним. «Наследник... Да, да, я наследник... Парижской коммуны, рабочей Пресни». Название найдено: «Наследник». Работник Радиокомитета Юрий Гальперин записал поэму на пленку, и она вскоре прозвучала в эфире в программе «Литературные вечера». Не затянулось дело и с публикацией поэмы. Она полностью появилась в «Известиях», с портретом Шмита. Пошли письма... Поэма разыскала еще здравствовавших тогда шмитовских дружинников (к сожалению, их оказалось в живых всего четыре человека), разыскала она и остальных стариков, кто знал и помнил Шмита. Откликнулся письмом старый большевик Евгений Михайлович Кли-мек, сидевший в Бутырках в камере, соседней со Шмитовской. Прислала письмо в редакцию и Елена Константиновна Кравченко, хорошо знавшая Николая Шмита и не раз бывавшая по партийным делам на 20 |