Юный техник 1990-01, страница 39НАШИ ПУБЛИКАЦИИ Публикуемые воспоминания замечательного советского гроссмейстера Анатолия Карпова — это лишь лава из рукописи его книги, которая носит сейчас условное название «Перед зеркалом». Литературная запись — писателя Игоря Акимова'. ры возвраща ись уже во главе крупных отрядов, шли прямо на пушки, сомкнув строй... Поразительно, какое великое множество часов было отдано этой игре, но я никогда потом не жалел о них. И сегодня тоже не считаю их потерянными, хотя еще играл в зту шахматную войну и в десять, и даже, мне кажется, в одиннадцать лет, когда уже был. кандидатом в мастера и имел четыре года стажа в сборной Челябинской области. И вместе с тем я всегда помнил, что кроме войны шахматными фигурами, есть еще и игра на клетчатой доске, которой увлекаются взрослые, игра непонятная и таинственная и потому тем более завлекательная. Пока я ее познаю как зритель. На большее и не претендую: родители убеждены, что раннее приобщение к шахматам — слишком большая нагрузка для моих детских мозгов. Мне сказали «нельзя», и я не спорю: в нашем доме не принято что-либо повторять дважды. Но смотреть я имею право. Шахматы — это отец, значит, и наблюдать их я могу лишь изредка, когда он приезжает из Москвы на побывку. В такие дни к нам почти ем^евечерне заходит кто-нибудь из его друзей, и они сражаются подолгу, иногда за полночь. Мое место на коленях отца. У нас договор: сижу смирно. Это Печатается в сокращении. трудно, но я стараюсь. Я радуюсь любому разговору, тогда и мне можно что-нибудь сказать. Разумеется, не по смыслу позиции, не по плану игры (в этом я пока ничего не понимаю). Я говорю первые попавшиеся слова с единственной целью разрядиться, напомнить, что я есть, что я увлечен тем же, чем они, и что я очень люблю отца. И когда они смеются — я смеюсь громче всех. А когда они отвлекаются на какой-нибудь разговор от шахматной партии, я получаю возможность провести на столе привычную боевую схватку, конечно, только сбитыми фигурами. На столе зто, правда, не так интересно, как на постели: нет тайны... Но вот разговор закончен, и в тот же миг — на полулете, на полуударе — замирает моя схватка. Договор есть договор. Тем более что я понимаю: происходящее на шахматной доске несравненно интереснее стычек фигур на столе. Почему мне, малышу, нравится наблюдать за шахматной игрой? По многим причинам. Я ощущаю гармонию этой игры. Я ощущаю гармонию перемещений пешек и фигур. Их незримое и покуда непонятное мне, но совершенно реальное сцепление. Но иногда впечатление гармонии пропадает. Я еще не понимаю, в чем тут дело, лишь чувство — что-то не так. А потом по напряжению отцовских колен, на которых сижу по отчуждению руки, все еще 37 |