Юный техник 1990-01, страница 41

мент любой позиции. На них опираются, за ними прячутся, ими пробивают преграды. Но при этом чрезвь чайно важно следить, как бегут невидимые токи через пешечные построения.

И с офицерами знакомая история. Офицеры (почему взрослые называют их «слонами», я пойму еще очень не скоро), словно пулеметчики, должны занимать ключевые позиции, поддерживая оттуда свою пехоту. А уж если пулемет добивает до вражеского лагеря — можно не сомневаться, что именно там самое слабое место обороны.

Конница должна стоять в засаде, это тоже ясно. Она пугает не столько своей силой, сколько непредсказуемостью. И ее атаки — это чаще просто демонстрации. Но при этом нужно глядеть в оба не пропустить момент, когда ей пора трубить отход, потому что для врага нет большего удовольствия, чем расстрелять ее в упор, заманив в ловушку.

Турки (ладьи) казались мне тупыми и самонадеянно прямо линейными, избыток силы избавлял их от необходимости фантазии. Сила есть — ума не надо. Как у мальчишек из нашего двора, которые все были значительно старше и крупнее меня, и потому ни в каких своих затеях не брали пока меня в расчет. Про турки было заранее все известно, поэтому я не любил, а только терпел их, да и то с условием что они не злоупотребляют своей неуклюжестью.

Сложные чувства я испытывал к королевам.

В моей кроватной войне для них не было места: они были

беспомощны и легко уязвимы в схватке, любой переход по трясине одеяльного ворса был им не под силу; я даже не искал им роли. В игре же, которую я наблюдал с отцовских колен, я не мог не ценить их удивительную способность организовывать вокруг себя шахматное пространство, колоссальную энергию, с помощью которой они могли оживить любую позицию; наконец, я чувствовал, что их возможности потому и велики, что королевы как бы воплощают собой совершенство.

Но мою детскую душу смущала их очевидная, как бы я сказал сейчас, элитарность. Я ощущал, что они из како о-то не моего, иного мира. Из другого теста.

Наконец — король... Я долго понимал его как цель игры, как приз победителю. Это представление устраивало меня, пока я просто играл в шахматы, даже когда стал гроссмейстером. Правда, готовясь к матчу с Робертом Фишером, сопоставляя его видение шахмат со своим, имея время не просто осмысливать конкретные шахматные позиции, но и поразмыш

39