Вокруг света 1955-01, страница 51

ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА НАЗАД

В августе 1929 года ледокольный пароход «Георгий Седов» входил в бухту Тихую на Землю Франца-Иосифа. Шуршали раздвигаемые кораблем льдины. Все свободные от вахты люди и семь человек первой смены новой полярной станции сгрудились у бортов. Не было обычных шуток и смеха. Говорили вполголоса. То ли туман съедал звуки, то ли как-то безотчетно каждый понимал, что мы двигаемся по историческим местам, по местам, куда человечество стремилось сотни лет.

Название свое эта бухта получила от славного сына русского народа Георгия Седова в благодарность за тихую и спокойную стоянку его ко-рабля «Св. Фока»...

Пароход стал на якорь как можно ближе к берегу, чтобы ускорить выгрузку.

Круглые сутки было светло, круглые сутки кипела работа.

На берегу с каждым часом увеличивались горы бревен, ящиков и досок, — начало выгрузки было и началом строительства. Как на дрожжах, вырастал самый северный в мире дом.

А 31 августа кончилось вековое молчание Земли Франца-Иосифа. Деловито запыхтел двигатель, и первые радиограммы полетели на Новую Землю.

Неминуемо наступил и час разлуки. Последние рукопожатия и пожелания. Оставив нас, корабль ушел. Новая полярная станция вступила в строй.

Через некоторое время жизнь вошла в колею, стала размеренной и привычной. Каждый имел свои

твердые обязанности, сложился распорядок дон я и как-то не думалось о том, что мы живем на одном из 150 островов этого обширного архипелага, разве только по ошибке именуемого землей. 87 процентов территории островов покрыто вечным льдом, погребено под ледниками, и лишь 13 процентов приходится на горы и прибрежные полосы.

В октябре зашло солнце. Далеко на юге его краешек еще прочерчивал горизонт, затем — несколько дней меркнущей зари, и все. Наступила полярная ночь.

Работа, книги, миллион домашних дел, частые визиты белых медведей не давали нам предаваться меланхолии и скуке. Да они и несвойственны советским полярникам.

Встретили новый, 1930 год...

День 12 января ничем не отличался от предыдущих. Та же темь, все то же, что вчера, позавчера и месяц назад.

Радист полярной станции Маточ-кин Шар дал «рдок», что на обычном человеческом языке означало: «Ваша радиограмма принята», и дневной сеанс радиосвязи был окончен.

Очередная метеосводка с Земли Франца-Иосифа двинулась на юг, чтобы через некоторое время непонятными для непосвященного значками появиться на синоптических картах всего мира.

Можно было, конечно, встать, выключить приемник, задуть керосиновую лампу, просунуть голову в соседнюю дверь, сказать механику: «Шабаш», — и, не торопясь, по темному коридору пройти на кухню, к повару Володе. Сидя на ящике с макаронами, можно было бы завести непринужденную беседу о том, о сем, причудливо переплетая новости международной жизни с нашими сугубо местными темами.

Однако в этот день, 12 января 1930 года, обычный порядок был нарушен. По долголетней радиолюби

Рисунни В. Шитенева

тельской привычке, окончив служебную связь, я решил пошарить в эфире. Сорокаметровый любительский диапазон был пустоват и не предвещал ничего особенного. На разные лады свистели, булькали, а то и просто хрипели своими передатчиками радиолюбители Европы. Обычно они, как мухи на мед, падали на наш вызов, так как это был единственный не любительский позывной в любительском ералаше. Условный сигнал механику, и после нескольких чиханий двигатель стал набирать обороты. Соответственно накалялась и контрольная лампочка на щитке. Привычным движением включены рубильники, мимолетный взгляд на прибор в антенне — стрелка доползла до нужного деления, значит все в порядке, можно работать.

Всем, всем, всем! Я RPX! RPX! Работала самая северная в мире станция.

Наши радиоволны уходили на юг.

Куда они упадут, кто нас услышит, кто нам ответит... В этом и заключался весь интерес, так понятный радиолюбителям. Три минуты однообразного стука на ключе и монотонного шума двигателя.

Я остановил двигатель, и в нашем доме наступила полная тишина. К сожалению, такая же тишина была и в эфире: любители исчезли.

Но «прокрутить» диапазон надо.

С некоторым опозданием нас начинает кто-то звать. Меня это сначала не взволновало: связь с любителями была обычным делом. Но в этом случае характер работы ключом не походил на любительский. Ровно, профессиональной рукой передавался наш позывной. Приемник предельно точно настроен на максимальную слышимость. Слышно не ахти как громко, но все же прилично. А вот и позывной моего корреспондента — «WFA». Несколько раз станция дала свой позывной и, пригласив меня ответить, замолчала.

45