Вокруг света 1955-05, страница 45

Священник сдвинул густые, лохматые брови:

— Я не по своей воле обретаюсь в Верхне-Ко-лымске, а по воле его преосвященства иркутского архиерея. Послан сюда на покаяние..

Отец Василий улыбнулся такой широкой и добродушной улыбкой, что Мавра Павловна и Иван Дементьевич тоже заулыбались.

— За какую же ересь вас сюда загнали?

— За вольнодумство...

— Вот это забавно!

— Пребывая в Иркутске, недозволенно интересовался житием декабристов. Собирал о них сведения с целью дать описание жизни и полезной деятельности их в Сибири. Его преосвященство признал

мои деяния вольнодумными и неприличествующими сану. Вот и сослал в Верхне-Колымск для исправления.

Отец Василий откинул свои черные жесткие волосы, положил на стол мозолистые ладони:

— А все-таки жаль! Я извлек из иркутского архива Завалишина ценные материалы истории российской. Втуне лежат, погибнуть могут...

— Надо бы еще раз попросить купеческого приказчика, Ваня, — обратилась после общего молчания Мавра Павловна к мужу. — Не можем же мы продолжать путешествие без муки и сахара. До Нижне-Колымска тысяча верст с лишком.

— Не пойду я больше к этому шкуродеру. Я просил у него муки; говорит: всю роздал якутам. Врет, конечно. Ну, да бог с ним. С голоду не помрем.

— У меня есть немного муки. Возьмите, — предложил Сучковский.

— Спасибо! — Черский горячо пожал руку опального священника.

За окнами послышались голоса, дверь распахнулась, в комнату вошли проводник Степан Расторгуев и Саша.

— Проголодались небось, охотнички? — спросила Мавра Павловна.

— Степан, чего там у дверей притулился? Иди завтракать, — позвал Иван Дементьевич.

Расторгуев вытер ноги и, осторожно ступая, прошел к столу. Мавра Павловна подала блины.

В комнате стояло молчание, пока Иван Дементьевич не сказал:

— Кончили завтракать? Начнем собираться. Утром отплываем.

Черский сидел у стола, зябко кутаясь в шинель, и посматривал, как из избы выносят ящики, мешки, узлы, чемоданы.

Мавра Павловна и Саша бережно перенесли на карбас ботаническую коллекцию. Это были разные травы, цветы, собранные во время путеше ствий из Якутска в Верхне-Колымск. Кроме ботанической коллекции, в ящиках хранились чучела колымских птиц и животных, образцы горных пород, материалы по этнографии края.

Суматоха перед отъездом всегда веселила Ивана Дементьевича. Он любил это возбужденное состояние, когда мечты о путешествии еще остаются мечтами, но уже близится время их исполнения.

Перед ним возникли суровые берега Колымы, неисследованные горные хребты, мокрая тундра, белые просторы Ледовитого океана. Черский снова стоял на грани неведомого, но это неведомое сейчас казалось доступным.

Мысль о безнадежной болезни исчезла. И, как бы отступив на время, пропало и ощущение боли.

Иван Дементьевич положил перед собой чистый лист бумаги, взял перо и задумался. Есть ли необходимость в том, что он сейчас напишет? Исполнит ли жена его завещание, хватит ли у нее силы и мужества следовать по его пути?

Рука его тряслась, когда он выводил первые строки:

«Экспедиция Императорской Академии наук для исследования рек Колымы, Индигирки и Яны находится уже в полном снаряжении для плавания до Нижне-Колымска, и необходимые затраты для этого сделаны. Между тем серьезная болезнь, постигшая меня перед отъездом, заставляет сомневаться в том, доживу ли я даже до назначенного времени отбытия. Так как экспедиция, кроме геологических задач, имеет еще зоологические и ботанические, которыми заведует моя жена, Мавра Павловна Черская, поэтому во избежание полной непроизводительности затраченных уже на лето 1892 года сумм, я делаю нижеследующее постановление...»

Черский остановился, взглянул на вошедшую же-ну. Мавра Павловна, скрывая свою тревогу, улыбнулась.

Черский проследил, как жена подняла ящик и скрылась за дверью, и снова склонился над письмом.

«...которое во имя пользы для науки и задач экспедиции должно быть принято во внимание и местными властями.

В случае моей смерти, где бы она меня ни застала, экспедиция под управлением моей жены, Мавры Павловны Черской, должна все-таки ныне летом непременно доплыть до Нижне-Колымска, преследуя, главным образом, зоологические и ботанические цели, а также те из геологических вопросов, которые доступны моей жене. Только по возвращении экспедиции обратно в Средне-Колымск она должна считаться законченной...»

Он перечитал письмо, поднял голову, к чему-то прислушался и, разбрызгивая чернила, решительно подписал: «Начальник экспедиции И. Д. Черский. Верхне-Колымск».

Черский продолжал сидеть с полузакрытыми глазами. Притихшая боль возобновилась. Снова учащенно забилось сердце, в легких что-то захрипело и заклокотало. На этот раз приступ кашля был особенно долгим. Сгустки крови обагрили поднесенный ко рту платок. Скоро развязка... Но жена не должна знать о наступающей агонии. Нет, нет!

Солнечные пятна на полу погасли, волны Ясачной стали пепельно-серыми.

Откуда-то издалека, из-за реки, возникли тупые, жесткие удары. Они усиливались, нарастали, приближались. Бу-бу-бу! Да это же бой военного барабана! .

39