Вокруг света 1955-06, страница 43

...Стояли холодные, серые дни. Бледное солнце словно с трудом всходило над белыми горами. Гонимые холодом и голодом, к селению приближались волки.

Барон чуял их издали и приходил в необычайное беспокойство. С ворчанием он бегал по дому, шерсть у него вставала дыбом. Он скреб когтями дверь, просясь выйти. Я ему открывал, Барон пропадал во тьме ночи, и больше я его не видел до утра.

Иногда волки пробегали даже по улицам: наутро на снегу находили их следы. Одного из них, — он был похож на большую собаку, — я видел однажды вечером с террасы своего дома. Появившись из темноты, он остановился на мгновенье в полосе света, лившегося от качающегося на ветру фонаря, потом поднял морду, понюхал воздух и удалился медленным, спокойным шагом.

Это было хорошее время для охотников. Некоторые уехали, чтобы принять участие в облаве на кабанов за горами Аччеттуры; говорили, что там их должно быть много, но в Гальяно в том году никому не удалось убить кабана. Большинство же охотников в своих бархатных куртках, с вычищенными до блеска ружьями, охотились на пустых полях на лисиц и зайцев и нередко возвращались с полными ягдташами.

Из кости правой задней ноги зайца, очищенной раскаленным железным прутом от мозга, делали мундштуки. Старики их обкуривали с величайшей осторожностью, словно священнодействуя, опасаясь, чтобы их не попортил холодный воздух, до тех пор, пока они не чернели и не начинали блестеть, как лакированные. Один старый крестьянин, которого я лечил, подарил мне свой -мундштук, из которого он курил двадцать лет. Когда в селении узнали, что я принял подарок с удовольствием, все наперебой начали предлагать мне эти косточки, уже просверленные или еще не обработанные.

Снег завалил дороги, не приходило ни газет, ни писем. Селение стояло среди ущелий как островок, утративший связь с остальным миром.

Так я жил, предоставленный самому себе. *Я не общался с господами,

зато дружил с детьми. Дети имели обыкновение стучаться ко мне в любой час дня. Сначала их привлекал Барон — этот удивительно жизнерадостный пес. Потом их поразили мои картины, и они не переставали дивиться на изображения, которые словно по волшебству, появились и? полотне и были знакомыми им домами, холмами, лицами крестьян. Дети позировали мне и были горды, узнавая себя на полотне. Они спрашивали, когда я пойду рисовать горы, и гурьбой приходили за мной. Их всегда набиралось человек двадцать, и они считали за высокую честь нести ящик с красками, мольберт, холст и, оспаривая друг у друга эту честь, ссорились и дрались...

Все дети ходили в школу, так как обучение было обязательным, но оканчивали ее неграмотными: такие там были учителя!.. И вот они стали заходить ко мне по вечерам учиться писать.

Я очень жалею, что не уделял детям из-за полного отсутствия у меня педагогических способностей больше времени и внимания: хороший учитель не мог бы найти более прилежных учеников, которые бы так тянулись к знаниям.

ВЕСНА В ГАЛЬЯНО

Апрель выдался сумасшедший — солнце, дожди, быстро бегущие облака. В воздухе что-то чувствовалось, словно далекое трепетание, которое где-то, в другом месте, наверно, возвещало о приходе весны. Но сюда дыхание возрождающейся жизни почти не долетало, здесь не ощущалось брожения соков, набухания благодатных земель севера Италии, которые, освобождаясь от снега, вбирают тепло ласковых солнечных лучей и дышат ароматом зелени.

Холод кончился, подули веселые ветры, но трава на склонах холмов не росла, не было ни фиалок, ни других цветов. Ничто в пейзаже не изменилось. Как всегда вокруг простирались глинистые серые земли. Чего-то не хватало. Не было признаков новой жизни, биение

.36