Вокруг света 1963-03, страница 32

— Да, с техникой у нас пока слабовато! Кое-какие работы еще приходится делать вручную, — говорит Рибиански. — Но не все сразу. Будет и техника!

А рыбаки уже подошли к нам, столпились, выбирая на берег канаты, подтаскивая сеть. И вдруг вода у берега задрожала, забурлила, сверкая на солнце серебристо-белыми, золотистыми, красными блестками. Сотни и сотни блестящих, скользких, сверкающих на солнце зеркальных карпов! Тяжелые, двух-трехкилограммовые рыбины бились на дощатом лотке, выгибались и тяжело шлепались о него жирными боками. Бадья, весы и заполненные водой вагонетки — вот путь, по которому они двигались дальше, к железнодорожному составу или в один из восьмидесяти садков.

Специальных вагонов другой раз не хватает, чтобы вывезти

«рыбный урожай» сразу после сбора. Да и шутка сказать, это прудовое хозяйство дает стране три с половиной тысячи тонн рыбы в год — столько же, сколько Дунай, Тиса и Балатон, вместе взятые.

Рыбаки оказались совсем молодыми ребятами четырнадцати-пят-надцати лет. Но мальчишками их не назовешь, — это студенты трехгодичного Хортобадьского рыбоводческого училища. Они изучают биологию, технологию рыбоводства, оборудование насосных станций, перенимают опыт у бывалых рыбаков-практиков. Но уже и сейчас, когда смотришь, как они управляются с сетью, ясно, что у этих ребят «рыба из рук не выскользнет».

...Мы взобрались на высокую платформу, установленную на узкой, словно игрушечной, колее. Во главе нашего «поезда» возвы-

шалея красавец конь. Кучер напомнил ему, что он главный двигатель нашего состава, — и наша колымага задребезжала по рельсам. Колея пролегала по насыпи, утопавшей в камышовых зарослях. Говорят, что в них водится много диких уток.

Остановились у насосной стан ции, на берегу пруда-«яслей» для молодой рыбешки. Отсюда, когда она достигнет веса в 300—400 граммов, — более мелкую взрослые сородичи просто-напросто слопают, — молодь переселяют в главные пруды.

На длинной плоскодонке медленно проплыли по камышовой просеке в «открытое море», на середину огромного пруда-«яслей». Остановились. Тихо-тихо... Кругом блестящая * под солнцем водная гладь. И по ней то тут, то там круги: рыба играет. Рибиански размахивается и забрасывает круглую капроновую сеть. Она камнем уходит под воду. Он тут же вытягивает ее обратно: сетчатый мешок битком набит мелкой рыбешкой. весь трепещет, сверкает и переливается на солнце. Рибиански распускает сеть — тяжело всплеснула вода, и в руке опавшая пустая сетка. Лишь одна неудачливая рыбешка зацепилась плавничками, запуталась в нитяной клетке. Рибиански бережно высвобождает ее и кидает в воду. Еще и еще раз закидывает он сеть. И всякий раз мешок полон рыбы: озеро кишит мелкотой...

Солнце уже клонилось к закату, когда нас по нескончаемому камышовому коридору доставили к полянке с деревянной вышкой. Неподалеку от вышки под сенью неизвестно откуда взявшихся деревьев и кустов — небольшой бревенчатый домик с просторной крытой верандой. Под деревьями — очаг, и над ним огромный черный котел для халааслея — знаменитой венгерской ухи. Варится она с красным перцем, очень острая и невероятно душистая и вкусная. Кто хоть раз отведал в Венгрии хорошего халааслея, не забудет его.

— Разве плохое место для отдыха? Приезжайте к нам в отпуск. Покой, тишина, красота, ха-лааслей, — заговорщически подмигивает Рибиански. — Нигде так, как здесь, не отдохнете. Мы еще тут гостиницу построим со всеми удобствами: еще подумаете, к нам ездить отдыхать или на Балатон...

С вышки открывается ширь необъятная. Тумана уже нет. Огромные голубовато-серые пятна озер, перемежаясь с островками зелени, уходят вдаль, сливаются со степью. Какая силища в этих бескрайных просторах! И какой же силой должны обладать люди, обуздывающие эти просторы, покоряющие их своей воле, заставившие их служить на пользу человеку.