Вокруг света 1963-09, страница 51шлет погони. В приуральских степях много кочующих племен, поймают, продадут ему же в рабство трех путников, у которых скоро от жажды падут кони. Хану и в голову не придет, что русские поскакали на юг — по дорогам, где еще не ступала нога европейца. Горы встали стеной на горизонте. Все выше, вдоль быстрых шумных рек, подымался к небу караван. Кончились леса, задули среди каменных скал снежные метели, от высоты стали задыхаться лошади, затем люди. У Кашгара похоронили беглецы товарища, за Яркендом, в 15 днях пути от Тибета, не выдержало сердце другого русского. И его ночью, чтобы не видели купцы-мусульмане, похоронил Филипп Ефремов по христианскому обряду. Потрясенный гибелью товарищей, измученный тяжелым восхождением, прожил Филипп месяц в Ладакхе. Товары продал, купил тетрадь — записывать все виденное в неведомых краях земли. По ночам украдкой Филипп писал в дневнике: «А дорогою, ежели случалось кто меня спросит, я назывался ногаем, потому что в России живущих татар в тамошних местах называют ногаями... Не доезжая до Кашгару за два дня, имеется в горах свинцовая руда, тут же и завод под ведением кашгарцев... Из Кашгара ездил в город Аксу, хотел как-нибудь попасть в Россию, а как, способу не нашел, то возвратился в Кашгар, который расстоянием езды 12 дней». Аксу был единственный в Кашгарии город, куда пускали купцов яз Рос-сии, и то только мусульман. Но ни один европеец не должен был проникать з Тибет, за этим следили строго. Причину такого запрета Филипп объяснил так: «Тибетские горы содержат в себе много руды. В областях У, Цанге, Киянге, Конбо, Донко и Канге находятся богатые золотые рудники; в Цанге серебряные. а в Киянге ртутные, железные, медные, серные и селитровые и белой меди, в Тибете текца называемой, кою находят там везде во множестве. Там также находят яспись (ляпис), хрусталь, разные мраморы и целые магнитные горы. Как из рудников, так и из речного песку достают много золота, которого, однако ж, на делание денег не употребляют, а служит оное для вымену вешей в торгах. Тибет населен весьма людно». Записал он также в своем дневнике, что жители этой части Тибета по большей части телом стройны и цвет лица имеют исчерна-желтый, честны и дружелюбны, что простой народ одевается в толстое самотканое сукно я сапоги из сырой лошадиной кожи, а на шее носят ящички с молитвами и всякими шелковыми лоскутками, освященными «дуновением и плеванием ламов». * * * Теперь русского странника ждали Гималаи, «обитель снегов». Тибетцы называли Гималаи «страной горной дьяволицы». С тремя мусульманскими пилигримами, что брели в Мекку поклониться камню каабе, двинулся Филипп штурмовать небо: ни \ошадь, ни бык не могли идти на такой высоте узкими тропами, по краю пропастей. Тюки с едой странники несли на спине, ^луга арапчонок, которого Ефремов купил еще в Яркенде, коченел от холода и дрожал от страха, когда переходили ущелья по качающимся мостикам, сплетенным из кореньев. Филипп Ефремов прошел Кашмир, Джамбу. И вот встретилась река Джанопу. Но как перебраться через нее? Нет пути, кроме как по воздуху — по канатной дороге. Привязанного веревками к «си-деньицу» — плетеному креслу, — перетянули Ефремова на другую сторону ревущего потока шириной, почитай, сажен в шестьдесят. Еще двадцать пять дней шагали по пыльным дорогам Индии — и вот зазеленел перед Ефремовым бесконечными садами город великий — почитай, вдвое обширнее его родной Казани — по имени Дели, или Шахдтаханабад. * * * В разноликой толпе индийской столицы встретился Ефремову смуглый человек, спросил: — Ты откуда, странник? — Русский я, из России... — Значит, единоверцы. А я армянин, Симеоном звать. Пошли-ка, брат, ко мне: мой дом — твой дом! Прохладными вечерами рассказывал Филипп доброму армянину свою < Одиссею»... Из многоязыкого Дели восемь дней ехал на лошадях с купцами Филипп Ефремов до города Шукуравати, от которого начинались владения англичан в Индии. А еще через семь дней пути показался город Лакхнау — здесь Филипп должен был разыскать Симеонова Друга — священника, родом из Голштияим, который бывал в молодости в России. — Плрхи твои дела, странник! — начал священник, едва Филипп передал ему рекомендательное письмо. — Здешний английский комендант Мидлтон уже знает, что чужой "еловек в городе. Будет уговаривать тебя вступить в свою службу... — Могу ли просить об избавлении от комендантской «милости»? — Есть одна мысль! — развеселился немец и неожиданно для себя перешел на русский язык. |