Вокруг света 1963-11, страница 59

Вот я и задумал раз проверить, чем это объяснить, <что у нашего хозяина никогда нет аппетита. Раненько утром, часа в два, пришел к его дому и постучался. Слышу, отвечает: «Погоди, сейчас отворю!»

С чего бы это он не может сразу отворить? «Дай, — думаю, — погляжу сам»: у меня давно подозрение было. Отворяю и вхожу. Тут он засуетился: «Входи, входи, закусим, выпьем!»

На столе — миске с сосисками... У меня даже слюнки потекли. «Повезло мне сегодня», — думаю. Совсем как в праздник, на рождество...

В тот день мне тоже потом долго есть не хотелось...

* * *

Начал я учиться в школе, а как исполнилось семь лет и перешел во второй класс, тут все и кончилось. В марте отец говорит маме: «Знаешь, лучше возьму я с собой парня в поле, поможет траву косить для осла».

Мать не жалела для меня оплеух. А отца я только раз в неделю видел. Теперь своих пятерых детей тоже почти не вижу.

Утром встаю часа в три-четыре, идти ведь далеко. Кончаю тоже часов около трех-четырех, пока солнце ♦не зашло, потому что как стемнеет, лучше на дороге

не показываться. Рассчитываешь так, чтобы засветло поспеть в деревню. Мало ли что... Какой-нибудь тип в засаде спутает тебя с другим, прикончит и в землю зароет, хоть бы ты ни в чем не провинился.

Вечером отдыхаю, поем немного пасты и прямо за столом засыпаю. Детей совсем не вижу.

Старшая шесть лет в школу ходила. Три года училась в первом классе, столько же во втором. Потом учительница говорит: «Ты слишком большая для этого класса, нечего тебе здесь делать». И мы забрали ее -из школы.

Другая дочка училась в первом классе два года, теперь во второй перешла. Третья ходила год в первый класс и на второй год осталась. А как я им помогу учиться, если сам писать не умею? Прихожу домой вечером, говорю: «Делайте уроки». Но как проверить, то ли они делают, что надо? Ни писать, ни

читать не умею, жена тоже. Спрашиваю их: «Чему тебя научила учительница?» — «Ничему. Мы сидим, а о«а все говорит говорит...»

Кругом только и разговоров о том, как важно учиться. Глашатай ходит по деревне, кричит: «Отправляйте детей в школу, для того школы и созданы! Отправляйте детей в школу, не то придется штраф платить!» Но вы мне скажите: как я их пошлю, если у них ни чулок, ни ботинок?

Я понимаю, что нужно учиться. Для женщин это не так важно, им все равно дома сидеть, иное дело — мужчины. Призовут в армию, потом проси других: «Напиши письмо моей матери», или: «Поди-ка. помоги прочесть».

Или когда приходит почтальон, приносит важное письмо. Зовет меня и спрашивает: «Можешь расписаться?» — «Нет».

И приходится искать свидетеля. Я ставлю крестик,

а свидетель расписывается.

* * *

После целого года труда, года молитв Иисусу Христу, чтобы он уберег виноград от болезни и не остались только сморщенные, высохшие кисти, надо еще следить, как бы у тебя не украли все. Трудишься, спину гнешь — и не знаешь, с чем же ты в итоге останешься.

Воры по ночам действуют. Один с одного конца участка, второй — с другого. Пастухи крадут инжир, крадут виноград, маслины — все, до чего доберутся. Утром посмотришь. — ничего не осталось! Бродят по полям и безобразничают. Сегодня ускользнет, завтра, потом все равно попадется. Такое занятие к добру не приводит. Надо трудиться. Вот только больно много нас, всем работы не хватает.

Сейчас-то еще ничего, тихо-мирно по сравнению с тем, что было несколько лет назад. Видите вон того человека, на углу стоит? Его брата увели и застрелили, пропал человек. Денег с него требовали. Бандиты здесь испокон веков водятся. Мой тесть как-то подошел утром к окну посмотреть, какая погода. Так они бросили в него ручную гранату! Слава богу, тесть невредим остался, только подоконник весь изрешетили. Требовали денег а он им ничего не дал.

Кек-то я на своем участке виноград собирал, да еще восемь человек помогало. Вдруг средь бела дня являются вооруженные, лица платками повязаны, чтобы нельзя было узнать. «Ложитесь все!»

Мы упали на землю. А что еще делать, когда вот-вот пулю схватишь? Шесть-семь подвод винограда увезли.

Потому иные идут работать в поле с винтовкой. Это разрешено властями. Да только от этого порой только хуже бывает. Мой тесть всегда ходил с винтовкой в поле: бандиты все время преследовали. Вот приходит" он раз утром на свой участок, вдруг слышит: «Ложись!»

И вышли четверо. Он молодой был, ничего не боялся, сам схватил винтовку и огонь открыл. Они обстреляли его, ранили в нбгу. Потом десять лет в инвалидной коляске разъезжал, бедняга. Семью уже прокормить не мог. Так и умер. Еще счастье, что у него только один сын был.

Народ требует

Ничего не было: ни стен, ни дверей, только порталы, под которыми расположился рынок. Порталы принадлежали монастырю на Виа Рома, когда-то там был замок рода Томази. Он достался по наследству одной из дочерей Джулио Томази, Марии Крочифиссе. Она постриглась в монахини, и замок переделали под монастырь. Мой дед рассказывал мне, что настоятель никогда не позволял пришельцам торговать в деревне. Сам все скупал и затем перепродавал местным. Тиран он был, всех притеснял.

«Начал я учиться в школе, а как исполнилось семь лет и перешел во второй класс, все тут и кончилось. Отец говорит маме: «Знаешь, лучше возьму я с собой парня в поле...»

52