Вокруг света 1964-03, страница 43

Жамье никогда не останавливал баржу у пристаней с каменными лестницами, которые поднимались к улицам города. Пока скованная дамбами Сена билась между стенами Парижа, моряк оставался у штурвала, напряженно всматриваясь вперед и бормоча сквозь зубы ругательства. Лезар понимала его досаду по-своему: ей казалось, что он тоже чувствовал себя таким же маленьким и незначительным и так же привязанным к барже, которая торопилась уйти от города, такого нарядного и сверкающего. Жамье забывал о своей потухшей трубке, и лишь после того, как они проезжали Булонский лес, облегченно переводил дух и доставал табак.

Лезар хотелось бы спросить у отца тысячу вещей, но она знала, что не получит никакого ответа. А мать, такая тщедушная, что могла бы сойти за ее сестру, никогда не бывала в городе, из которого торопилась выйти Сена. Лезар сидела, поджав колени к подбородку, обхватив свои смуглые ноги тонкими, покрытыми золотистым пушком ручками.

Художник подошел к девочке и сел рядом с ней в тени, у стенки каюты.

Это был человек лет сорока, высокий, с худощавым лицом и смуглым лбом, на который падали пряди черных блестящих, влажных от пота волос. У него были большие запавшие глаза, тонкий нос, слегка пожелтевшие от никотина зубы, худые руки с длинными, почерневшими от угля пальцами. Он носил синюю рубашку с короткими рукавами и серые парусиновые брюки, выпачканные красками всех цветов.

Девочка измерила его взглядом с ног до головы, протянула руку и попробовала отковырять ногтем указательного пальца чешуйку красной краски с колена художника, но, убедившись, что она затвердела, вернулась к созерцанию своего прибрежного мира.

— Тебе нравится рисовать? — спросил художник.

— Ага!

— Дать тебе бумаги и угля?

— Нет... Твой уголь не цветной...

— Я дам тебе цветной мел... Но скажи мне, почему тебя называют Лезар?

— Разве ты никогда не видел ящерицы? Папа говорит, что я похожа на ящерицу...

— А знаешь, он прав! Тебе нравится этот город?

Девочка промолчала. Она считала мосты, под которыми проходила баржа, а теперь из-за художника сбилась со счета. Художник не сдавался:

— Слышишь? Тебе нравится смотреть на Париж? Ты хотела бы, чтобы мы остановили баржу и отрави* лись в город? " £ '

Лезар обернулась к художнику и, устремив на него долгий, горящий взгляд, кивнула головой. На какой-то миг художника смутила недетская серьезность этого взгляда, затем он улыбнулся и, протянув руку, потрепал ее волосы худыми пальцами. Он хотел было что-то еще сказать, но не нашелся, а Лезар, чувствуя его замешательство и понимая, что художник лишь пошутил, встала и отошла.

— Забавная у вас дочка, сударь, — обратился художник к Жа-мье.

— Да, она немного странная. Этот ребенок почти совсем не ходил по земле... Черт знает, что таится в этой маленькой головке!

— Я думаю, очень уж хотелось бы ей сбежать отсюда хотя бы на часок, как вы полагаете?

— Это вы мне говорите? Я все время обещаю повезти ее в город или к бабушке в Прованс, но разве я могу выкроить время?

— А если бы нам остановиться где-нибудь на окраине хоть на часок?

— Что вы, сударь... До стоянки ли мне? Вы что же, думаете, этот толстяк из Руана с цветами меня встретит?

— Какой толстяк?

— Патрон... Нужно будет нагнать время, которое я потеряю из-за дождя. Разве вы не чувствуете, как жжет? Посмотрите вниз, за город. Видите, какие дьявольские тучи собираются?

— Поразительно! — изумился художник. — Люди, живущие всегда среди природы, обладают необыкновенной интуицией. Я мог бы поклясться, что в такой день никакое чудо не принесет дождя. А вы готовы говорить о грозе...

— Вот увидите! Мы даже не успеем выйти из Бу-лонского леса, как начнется ливень. Хотите держать пари?

Позади исчезал Париж. Последние мосты, последние кварталы с детьми, которые купались под каменными дамбами, последние устья каналов, изрыгавших в реку грязные отбросы города, и снова предместья, все ба-лее низкие домики, огороды и равнины. Только серая башня еще виднелась над городом, но и она как будто съеживалась, становилась все меньше, пока совсем не исчезла вдали* затерявшись за лесистыми излучинами Сены.

Вскоре на внезапно потемневшем небе заполыхали молнии и откуда-то сверху покатился гром, словно валились металлически^ бочки, и, хотя их никто не видел, Лезар слышала, как они обрушивались с небесных сводов и исчезали в туманной долине. Ей стало страшно, однако она не убежала, а еще крепче прижалась к стенке каюты, с трепетом глядя на затерявшийся вдали город, который временами на короткое мгновение освещался сверкавшими молниями.

Тучи метались мучительно долго, пока не хлынул дождь. И только когда крупный дождь косыми вихрями застучал по металлической палубе баржи, Лезар побежала в штурвальную рубку. Художник убрал свои инструменты и теперь неподвижно стоял под дождем, на ветру, который надувал его рубашку, как воздушный шар. Мать вышла из трюма и пыталась помочь Жамье развернуть тяжелый брезент, лежавший возле мешков с цементом.

— Гей! Гей! Гей! Ге-е-ей!.. Помогите, художник, не то вода прорвется к цементу,-и тогда беда! — во все горло вопил Жамье.

Художник ухватился за анкер брезента и стал сражаться с тяжелой раздувшейся хол