Вокруг света 1964-03, страница 45

ным Художник взял у нее тряпку и снова накрыл картину.

— Так надо, — сказал он. — Чтобы краска осталась свежей. Завтра я еще поработаю над ней.

— Ты вставишь ее в раму?

— Конечно.

— Золотую?

— Золотую? Не думаю... Где ты видела картины в золотой раме?

— В том большом музее, на берегу, в Париже... Когда мы проезжаем мимо, картины видны из окна, они блестят на солнце... Мама мне сказала, что картины там тоже золотые. Ты понесешь ее туда?

— В Лувр... Туда попадают только самые ценные картины.

— А разве твоя не ценная?

— Может быть... Не знаю...

— Мне нравится. Не правда ли, это отец? Тебе не жаль его?

— Но тут даже и речи нет о твоем отце.

— Тогда кто же зто?

— Кто-то другой... Как тебе сказать?. Ты не можешь знать...

— Почему не могу?

— Ты слишком маленькая.

— А ты большой?

Художник засмеялся, потрепал ее волосы, собрал свои вещи и ушел в каюту.

Вечерело. Мать зажигала красные фонари на корме и на носу баржи, а Жамье докуривал последнюю перед обедом трубку. После дождя, омывшего землю, небо пылало на западе багровым огнем, застывшим, как пламя за скалами на картине художника.

Лезар побежала за художником и, увидев, что он ищет место для картины, указала ему на угол между шкафом с инструментами и стеной. Художник, прежде чем спрятать картину, показал ее Жамье. Моряк удивленно причмокнул губами и долго не сводил взгляда с картины. Мать, которая вошла в каюгу, чтобы зажечь карбидную лампу, молвила словно про себя:

— Какой-нибудь ^калкий бедня^ раз вы его так крепко связали, как конокрада...

— Это Прометей, сударыня. Позвольте мне сказать вам, что он принес людям тот огонь, которым вы зажигаете сейчас лампу. ^L

— Правда? — удивился Жамье.

— Это легендарный персонаж из греческой -мифологии...

— Стало быть, ^чживой человек, вы хотите сказать...

— Да... Некто вроде святого...

— Как Жанна д'Арк, может быть, а? — вставила Лезар.

— Да, похоже, только история его очень древняя. Это произошло в те времена, когда боги жили на Олимпе, а люди, которые еще не знали огня и не умели им пользоваться, ужасно страдали, от холода. ; Тогда боги воевали с- титанами за права вступить во владение землёй и среди всех титанов/ оставался непобежденном только. .Прометей. Желая помочь людям, он пробрался в убежище TeVmoca, бога солнца, похитил пылающий факел и принес его людям. л'Но боги, чтобы отомстить Прометею за то, что он дал людям силу огня, завлекли его в ловушку и, привязав цепями к скале, оставили на растерзание орлам.

— И он не смог убежать.'¹ — спросила Лезар.

— Не смог.

— Что же это нашло на вас, сударь, что вы вспомнили о нем как раз тогда, когда нам так была нужна ваша помощь?

— Извините меня, я очень сожалею, я знаю, что вы можете думать обо мне... Понимаете, эта идея пришла так внезапно, словно удар молнии.

Лезар исчезла.

О ней вспомнили только за ужином. Ее нашли £пя-щей в углУ каюты, между шкафом с инструментами и стеной. Девочка не захотела есть. Жамье понес ее на руках в кроватку, ввинченную в стену, и укрыл одеялом.

На рассвете, когда Жамье и его жена уже успели несколько раз сменить друг друга у штурвала, впереди начала вырисовываться в туманной дали панорама Руана. Художник проснулся в хорошем настроении, вытащил из реки ведро воды и стал шумно умываться, разбрасывая мыльные брызги. Он поставил свой портативный мольберт на палубу и пошел за картиной.

Жамье услышал, как художник резко оборвал веселый свист, словно у него дух захватило, затем из каюты донеслись отчаянные вопли...

— Господа! . Не может быть... Невозможно... Скажите, что у меня галлюцинации... Это кошмар!

Кто-то отковырял ногтем краску в тех местах картины, где железные цепи стягивали тело Прометея. Цепи почти исчезли, золотистые кольца, отливавшие металлическим блеском, слились с цветом раскованного тела. Прометей был освобожден. Казалось, что вот-вот оторвется он от размалеванного картона и прыгнет в свой мир титанов.

Художник беспомощно заплакал.

Лезар спала или делала вид, что спит, спрята| руки под одеяло. Жамье курил, с недоумением поглядывая на преображенную картину, мать развешивала на веревке несколько выстиранных рубашек, а баржа медленно скользила вниз по реке, посылая видневшемуся вдали городу странные, никому не понятные сигналы.

Перевод с румынского ТАТЬЯНЫ ХАИС

39