Вокруг света 1964-03, страница 47

Зябкин много раз встречались с лавинами. Володя Зябкин однажды чуть не погиб. Он шел на лыжах по краю снежного карниза. Вдруг почувствовал, что снег дрогнул под ним и медленно стал оседать. Только находчивость спасла его от неминуемой смерти. Он налег на палки и успел спрятаться за скалу. Его оглушила грохочущая масса, снег разбивался о камень, засыпая Володю. Но он стоял, прижавшись спиной к скальной стене. Володя хорошо знал: во всех случаях засыпанный лавиной человек не должен, не имеет права терять уверенности в своем спасении. Отчаявшийся погибает.

И через десять минут грохот улегся. Володя взглянул вниз и только теперь побледнел — зеленая долина была засыпана снегом...

Над Иныльчеком сейчас клубится пыль. Она искрится в свете солнца и, покружившись в пляске, оседает. Картина величественная. Мы переглядываемся и улыбаемся. Володя зачем-то снимает очки и, щурясь, словно прицеливаясь, следит за успокаивающейся лавиной. И тут возникает мысль: не так уж всемогущ снежный водопад, мужество и разум человека покорят и эту силу природы.

Через час доходим до места, куда спустилась лавина. Кругом снег. Обыкновенный, пушистый, безобидный. У подножия горы чернеют камни. Час назад они были на ее вершине. А лет, может быть, через тысячу прикочуют к месту, где Иныльчек разливается рекой.

НЕ ТУДА ДУЮТ ВЕТРЫ...

Несколько широких трещин преграждают путь. Мы рубим лед и по скользким ступенькам спускаемся вниз, потом поднимаемся вверх.

1)

Тридцать метров у подножия Хан-Тенгри преодолеваем за час. Где-то впереди был сброшен первый осад-комер.

Серым туманом туч окутана из-желта-голубая вершина—гигантская четырехгранная пирамида.

Этой вершиной замыкаются все горные хребты Центрального Тянь-Шаня, скрученные здесь природой в гигантский узел. Многие хотели покорить «Повелителя духов», окутанного ореолом таинственности и легенд. Но, как сказал Мерцбахер: «Высокие вершины Тянь-Шаня — неподходящее место для удовлетворения любви к альпинистскому спорту». Отряды или гибли в ледовых схватках, или отступали от Хан-

Тенгри. И тем не менее каждая экспедиция, пусть и потерпевшая неудачу, делала свой шаг на пути к вершине.

Победа над Хан-Тенгри была одержана советским альпинистом М. Т. Погребецким 11 сентября 1931 года. Советская и зарубежная печать широко комментировала тогда взятие Хан-Тенгри. Когда за границей стало известно о подготовке к штурму, Костнер, один из соратников Мерцбахера, писал: «Вероятность восхождения на Хан-Тенгри не больше 5 процентов. Я и сегодня имею мужество утверждать, что считаю эту вершину недоступной».

И все же вершина была покорена. Это был первый «семитысяч-ник», на который поднялись советские альпинисты.

Сейчас перед Хан-Тенгри стоим мы. Солнце начинает припекать. Совершаем совсем не мужской ритуал — густо мажем губы помадой. Нос покрываем слоем зубной пасты, чтобы не обгореть.

Около часа бродим по снежной площадке, ищем осадкомер. Наконец замечаем: из сугроба торчат деревянные брусья упаковки. Разрываем снег и собираем детали — стойки, приемник, конусы, канистры с бензином и вазелиновым маслом.

Николай Васильевич и Володя Зябкин уходят на гребень Хан-Тенгри искать площадку. Мы втроем — Юра Баранов, Володя Царенко и я — остаемся около осадкомера.

— Слушайте, старики! — говорит Юра. — Как же мы перетащим его, если площадка почти в километре от нас?

— Да, плохо дело, — соглашается Володя.

Мы смотрим на деревянные бру-

ТАМ Ж

Фото автора

сья. Если бы их расколотить, вытащить бы дюймовые гвозди...

— Идея! Делаем сани! — восклицает Юра.

Он всегда находит какой-нибудь выход из положения. Он умеет горячо убеждать, соглашаться — если не прав, доказывать, когда и опыт и природное чутье путешественника подсказывают ему единственно правильный путь.

— А через трещины? — сомневается Володя.

Вот он-то из осторожных. Но в экспедиции нужен и такой человек.

Ножами выковыриваем гвозди из брусьев, распрямляем их камнем и разводным ключом.

■МШ

Кое-как сколачиваем брусья. Делаем подобие полозьев. Набиваем доски поперек. Сани готовы.

Грузим на них осадкомер, впрягаемся. Ничего, тащить можно. Правда, снег рыхлый и мокрый. Но ведь не туда дуют ветры, куда идут корабли...

Останавливаемся около трещины. На дне ее течет ручей. Мы с Юрой сползаем вниз. Володя на бечевке опускает нам части осадкомера, а железные стойки бросает просто так, размахнувшись, как легендарный Микула Селянинович. Одна стойка заскользила по льду и провалилась в ручейг Хорошо, он не глубокий. Юра держит меня за ноги, а я вылавливаю ее из ледяного потока.

Лишь к вечеру мы перебрались через пять трещин и, оставив нагруженные сани на более или менее ровной площадке, двинулись к своим палаткам.

ТРАДИЦИЯ

■ ■•Володя Царенко лезет по скале. Ветер воет, по камням шуршит крупный сухой снег. Хан-Тенгри в лиловых тучах. Холодно. Температура упала до минус семи. Снег сечет лицо и глаза. Но Володя шаг за шагом продвигается к выступу, у которого мы заметили ровную, как школьная доска, грань. Одной рукой он держится за камень, в другой зажал баночку с масляной краской.

Мы заканчиваем крепить осадкомер тросами, но нет-нет да и посмотрим вверх: Володя караб->/ кается, не отступает. Мы нашли площадку и подняли на нее осадкомер. Натаскали к нему камни, Чтобы он не дрогнул перед непогодой. А вокруг тонут горы з снежной свистопляске, мечется

99 '

вьюга.

Будущие исследователи, поднявшись на последнем дыхании к огромному прибору, быть может, удивятся тому, как он попал сюда. Ведь у нас не было ни подъемных кранов, ни лебедки. У нас были только руки да ноги.

Посиневшей рукой выводит Володя дату и наши имена. Такова традиция горнопроходцев — оставить свою памятку тем, кто придет потом.

А метель уже лютует вовсю. Она налетает шквалами, и от грохота новых лавин, от стремительных сножных молний, кажется, дрожат горы. Наши фуфайки и перчатки, намокшие днем, стынут, звенят льдом, деревенеет налипший на трикони снег. И мы катимся с обрыва, как слаломисты, объезжая острые выступы скал.

Половина дела сделана.

41