Вокруг света 1964-03, страница 56

не быстрее, чем даяки. На подъемах я даже опережал их. и они тяжело дышали под тяжестью поклажи. Однако на крутых и скользких спусках они двигались с удивительной быстротой, опираясь на копья, как прыгуны с шестом.

Они поджидали меня внизу и, когда я догонял их, подносили два пальца к губам и раздували щеки. Тогда я вынимал папиросы. Это маленькая церемония повторялась несколько раз в течение дня. и к вечеру у меня осталась лишь дюжина папирос.

Вскоре кончились охотничьи тропы, и мы пошли напрямик чащей леса. Проводники ориентировались по множеству отметок: это были сломанные стебли, срезанные веточки или зарубки, сделанные ножом-мандау на стволах деревьев. То и дело мы «ныряли» в лазы среди лесной поросли; видно, пунаны пользовались ими из поколения в поколение.

По дороге мы заметили оленя и двух кабанов, но пунаны знаками просили меня не стрелять — до стоянки далеко, нельзя же прибавлять к своей поклаже еще и мясо. Мы пересекли несколько бурных потоков ледяной воды. несущейся с гор.

После полудня остановились передохнуть на верхушке горы, на крошечной лесной полянке, покрытой мхом. Под удивленными взглядами больших черно-белых птиц калао, на клювах которых торчит нелепый нарост, мы выкурили по сигарете и начали спускаться. На скользком глинистом склоне совершенно не было подлеска. Пунаны подпрыгивали, опираясь на свои копья, а я перебегал от дерева к дереву, хватаясь за толстые стволы, чтобы не скатиться кубарем вниз. К пяти часам мы добрались до края глубокого ущелья. Его дно было покрыто глыбами камней, среди которых бурлил прозрачный поток.

Старший из пунанов повернулся ко мне:

— Сунгаи Н'Ганг. — Река Н'Ганг.

Вынув из ножен свой манд ау, он ударил им по дереву с белесым стволом. Звонкие металлические удары разнеслись по лесу, и через несколько мгновений издали им ответил точно такой же звук.

— Кубу пунан. — Стоянка пунанов, — сказал проводник.

И мы понеслись на дно лощины. Через две-три минуты оказались на берегу реки, и я увидел на другой стороне утонувшее в зарослях селение. Оно состояло из трех крошечных хижин. Их стены, сделанные из коры, были покрыты крышей из широких листьев, через которые просачивался голубоватый дым. Казалось, селение расположили здесь, у подножия гигантских деревьев, чтобы показать, как смехотворно слабы люди в борьбе с силами природы.

Все обитатели селеньица, предупрежденные сигналом наших проводников, собрались на том берегу реки. Пока мы, по пояс в воде, переходили поток, пунаны так пристально разглядывали меня, что я буквально чувствовал тяжесть их взглядов. Только я ступил на берег, как все бросились на меня, выхватили ружье, тростниковую корзину и повели в одну из хижин. Она была размером с крольчатник, закрывалась только с двух сторон щитами из древесной коры, скрепленной волокнами тростника. Пол прикрывал настил из тонких бревнышек, предохранявших обитателей от сырости и пиявок. На крошечном клочке утрамбованной земли тлели головешки; от них подымался колеблющийся столб дыма, расползался под потолком и просачивался между листьями, наложенными один на другой, как черепица. Возле огня на плетенке лежа

Охотники только что вернулись с добычей; все селение готовится к пиршеству.

ла голова кабана; взлохмаченная и черная от копоти, она, казалось, ухмылялась, глядя на нас маленькими глазками. Десяток толстых кусков бамбука для хранения воды; длинные щипцы тоже из бамбука, свисавшие с потолка, дополняли оборудование «кухни» пунанов.

Меня усадили в центре хижины, а пануны пристроились на корточках вокруг. Мужчины такие же мускулистые, как и проводники, их длинные волосы срезаны на лбу густой челкой. Женщины — с круглыми личиками и раскосыми глазами — отличались удивительным изяществом; «короны» из тростника и пальмовых листьев поддерживали их волосы. Бедра туго охватывала «тжават» — длинная повязка из размягченной, битой коры или из ткани, выменянной в деревне. Как я скоро убедился, любовь к украшениям была у пунанов почти так же сильна, как и страсть к курению. Мужчины, женщины и дети — все носили по дюжине ниток разноцветных бус. Мочки ушей у них были растянуты тяжелыми медными кольцами или пятисотграммовыми гирьками. Некоторые носили по три такие гирьки в каждой мочке. Запястья, предплечья и икры ног были плотно охвачены браслетами из луба саговой пальмы, переплетенного медными проволочками и бусинками. Плечи и грудь мужчины были разрисованы татуировкой в виде стилизованных драконов и птиц.

Человек преклонных лет, с античной фигурой, с украшенной перьями повязкой на лбу, подошел пожать мне руку. У него была редкая бородка, а по обе стороны беззубого рта свисали длинные, как у мандарина, усы. Брови и ресницы были тщательно вьнципа-ны, и это придавало его лицу мефистофельское выражение, которое неожиданно смягчалось улыбкой добродушного дедушки. Видимо, он был вождем этой маленькой группы лесных кочевников. После него каждый из пунанов, вплоть до самых крохотных, изъ

50