Вокруг света 1964-03, страница 68

Вокруг света 1964-03, страница 68

шкуре отчетливо видна дюжина черных поперечных полос.

Сумчатый волк не такой уж большой — около метра в длину, если не считать полуметрового хвоста. Однако кого хочешь могла испугать его непропорциональная пасть, распахивающаяся чуть ли не до ушей. Аппетитом, как говорится, 6oi этого зверя не обидел. Хищник не гнушался ни падалью, ни маленькими кенгуру, ни ягненком, ни жеребенком. Вред, приносимый им животноводству, и не в последнюю очередь отталкивающая внешность послужили причиной истребления сумчатого волка.

Полько в Тасмании и можно увидеть зверя со страшным именем «дьявол». Величиной с фокстерьера, черный как смоль, с непропорционально большой головой, украшенной маленькими глазками, «проволочными» усами и торчащими наружу верхними клыками, он действительно некрасив. Когда он раздражен, уши его наливаются кровью, он оглушительно фыркает и подвывает. Это самый шумливый представитель мира сумчатых.

Как и его вымерший родственник — сумчатый волк, тасманийский дьявол тоже не брезгует ни падалью, ни зазевавшейся птицей. К чести его надо сказать, он не

до середины восьмидесятых годов прошлого века зоологи отказывались верить в существование утконоса, чучела его и шкуры считали мистификацией.

Подлинный скандал разразился в ученом мире, когда выяснилось, что этот покрытый шерстью зверь выводит детенышей из яиц, как какая-нибудь птица или черепаха. Но самка утконоса преподнесла еще один сюрприз: оказалось, что, высидев детей, она кормит их молоком. Утконос оказался примитивнейшим млекопитающим. Он носит черты как млекопитающих, так и пресмыкающихся. Впрочем, есть еще

один претендент на титул «примитивнейшего». Это родственница утконоса — покрытая иголками и шерстью ехидна. Ее положение в мире животных тоже двойственно: это млекопитающее, но, как у пресмыкающихся, температура тела ехидны непостоянна. Она колеблется от 22 до 37 градусов в зависимости от погоды.

Самка этого животного тоже откладывает яйца. Есть у ехидны одна редкая особенность: снесенное ею яйцо лежит в сумке и продолжает там расти. За это время оно «дозревает» и вырастает в три раза.

Маленькая ехидна, когда приходит пора, проклевывает яйцо и вылезает... нет, не на свободу, а в сумку. Единственный зуб, с помощью которого детеныш освобождается. потом отмирает — это у ехидны специальный зуб.

Беспомощным и голым является на свет ехидненок. К тому же в начале жизни он слеп: глаза детеныша плотно затянуты кожей.

Когда рост ехидненка достигает восьми-девяти сантиметров, на спине его начинают отрастать иголки, они больно колют маму-ехидну, и она выпроваживает колючее чадо на белый свет. Но мать не бросает его на произвол судьбы. Когтистыми лапами роет она для детеныша специальную нору и е^е не раз приходит сюда подкормить его молоком.

Ехидна ведет ночной образ жизни. Она очень осторожна, при малейшей опасности с необыкновенной быстротой зарывается в землю или свертывается в колючий клубок.

трус: смело выходит на единоборство со страшной черной тигровой змеей, от которой разбегаются все другие обитатели леса, побеждает ее и пожирает, громким завыванием и рычанием отгоняя соплеменников, прибежавших на пир. Как это ни странно, сумчатый дьяволенок, взятый в дом совсем маленьким, легко приручается и становится ласковым, как кошка.

Шевозможно рассказывать о животном мире Австралии и умолчать об утконосе, пользующемся не меньшей известностью, чем кенгуру. Популярность утконоса весьма заслуженная. Где еще можно встретить животное со шкурой зверя и птичьим клювом? Вплоть

ни

* ожно было бы, конечно, рассказать и о других ьзобычных обитателях Австралии. Например, о пучеглазых древесных лягушках, которых нередко при-кучают и держат в домах; об обнаруженном всего десять лет назад земноводном, по имени «корробори» — «модник», с невероятно яркой оранжево-черной полосатой кожей; о сумчатых лягушках-квакшах, носящих икру на спине; о спасительнице жаждущих — крестовой жабе, хранящей в себе огромный запас воды на весь засушливый сезон.

Кажется, природа сохранила на этом континенте образцы своих пробных творений. Их своеобразный мир может подхлестнуть воображение иного писателя-фантаста, придумывающего, чем бы заселить вымышленную им далекую планету.

Б. СИЛКИН

62