Вокруг света 1964-12, страница 27

Сутра мы думали выйти на рыбалку, но солнце, проглянув, тут же затянулось наползавшими тучами.

Из окна виден участок сада: вода матово отсвечивала в канавах, разделяющих грядки, чернели стволы яблонь, до половины обмазанные известью, дальше — кусты крыжовника, заросли малинника. У забора, подпертого бревнами, дымится горка навоза.

Сад казался опутанным зеленой паугиновой сетью.

Облака наползают и набухают.

И казалось нам, что небо прояснилось, когда мы накопали в мусорной яме банку червей.

— Душно, — говорит Михаил.

— Парильня, — подтверждаю я.

Перейдя по камням на другой, отлогий берег реки Таруски, голубевшей на поворотах, мы пошли вдоль заросшего лопухами берега, высматривая омуты. И хотя мелководная Таруска, пенясь, перекатывалась через камни, смытые паводком сваи, было видно, что вода отстаивалась: проглядывало запруженное корягами дно, шевелились водоросли, вдруг сверкал бок метнувшейся рыбы.

Мы облюбовали место и закурили. Деревья рядом с густо опушенными зеленью кустами стоят голыми. Дальше, на противоположном равнинном берегу, взбирается вверх вспаханное поле со сторожкой посредине. Справа выглядывают деревья, сдвигающиеся в лес.

— Попробуем проводкой, по быстрине, — сказал Михаил.

— Где вода замедляет бег?

— Да. Я знаю, тут с головкой.

...Меняли места, наживку, сидели до одеревенелости — не было даже намека на клев.

Я убаюкиваюсь колыбельным шумом булькающей воды. Вдруг будит меня ликующий возглас Михаила.

— Иду, — говорю я.

Попался подъязик, крепкий, с толстой спинкой.

Один трехсотграммовый на глаз подъязик пробудил в нас добытчиков. Исчезли река, поле, лес, небо^ в глазах ходил только расплывающийся поплавок.

— Пока на уху не наловим, с места не тронемся, — говорит Михаил.

— И жарить таких мясистых можно, — говорю я.

Сразу я захотел выхватить рыбину крупнее попавшегося подъязя — перекрыть удачу Михаила, потом согласился и на такую, как поймал он, потом на то, чтобы хоть что-нибудь зацепилось для разнообразия, — хоть заглотал бы наживку неразборчивый пескаришка. Ничего!

Ко мне снова возвращаются поле, лес, река, небо — жизнь.

— Пойдем выше, — предложил Михаил. — Что-то все замерло.

— Я постою.

Небо засветилось розоватым затвердевшим светом. Вокруг все замерло, оцепенело, боясь шевельнуться, обнаружить себя. От удушливого давления то белели, то синели кусты, деревья, поле. Вдруг темнота загустела. Сквозь запруду мрака пробился ветер, погнав по заклокотавшей реке гребни. Взвихрилась пыль, накрывшая сторожку. Отдалился лес. Новый напор ветра, и сразу что-то придавившее все живое ослабило постромки и перерезало. Сверкнула молния. Треснул гром. Посыпался град, перешедший в ливень.

Все смешалось, растворилось, захлебнулось в разверзшейся бездне.

Рисунки Н. ДОБРОХОТОВОЙ

...Раскаты с оглушающим, взрывающим землю треском — ближе. Слепящие вспышки — рядом. Куда заползти, чтобы скрыться? В какую безопасную сторону бежать?

И вот мы уже один на один с громом и молнией, захватившими и заполнившими всю даль, все пространство. Куда ни прыгни, все равно молния настигнет тебя, оглушенного.