Вокруг света 1965-01, страница 30

щий по величайшей водной магистрали (второе место в Европе), может посетить города ФРГ, Австрии, Чехословакии, Венгрии, Югославии, Румынии, Болгарии, СССР. Поистине интернационален Дунай. Известно также, что на протяжении веков человеческой истории река служила яблоком раздора для многих государств и народов и не раз предпринимались попытки предъявить исключительные права на Дунай.

В XV веке турки старались с помощью оружия доказать, что аллах, создав Дунай, был намерен облагодетельствовать исключительно жителей Османской империи. А в тридцатых годах гитлеровская Германия официально заявила, что Дунай не что иное, как «германский государственный водный путь». Как говорится, просто и ясно было сказано. Раз вытекает из Шварцвальда, стало быть немецкая собственность.

А время шло, и вода в Дунае текла, и история развивалась в соответствии со своими объективными законами. Возникновение на берегах Дуная социалистических государств принесло в эти края мир и спокойствие.

Теперь все проблемы судоходства, включая юридическую их сторону, решает международная комиссия, находящаяся в Будапеште. Западные недоброжелатели предрекали комиссии неудачу.

А время шло, и вода текла, и на великой реке судов и флагов стало больше, чем когда бы то ни было. Дунай стали называть «рекой дружбы».

Что еще известно человеку, который заочно познакомился с Дунаем?

Ему хорошо известно также, что Дунай — голубой...

Дунай уже близок... На обочине узкого извилистого шоссе то и дело возникают цифры — 200, 190, 160 километров. И повсюду над цифрами — знакомый силуэт. Суворов на боевом коне. Символ города Измаила.

Лиманы, лежащие посреди белесых холмов плоскими и тусклыми зеркалами, не дают прохлады, вода в них словно в казанке над костром. Лиманов много, и они заставляют дорогу выписывать замысловатые кренделя.

Мы едем пушкинскими местами. Поэт в годы своей южной ссылки видел эту землю безжизненной и нелюдимой. Турецкое нашествие опустошило край, а солнце завершило разгром. «Сия пустынная страна священна для души поэта: она Державиным воспета и славой русскою полна...»

Великих трудов стоило болгарским и русским переселенцам воззвать к жизни «пустынную страну», засеять ее семенами, напоить влагой. Вот они, на многие километры зеленые пирамидки цепких лоз — «переселенец новый, сын юга, виноград сияет пурпуровый».

По обе стороны шоссе — уютные розовые домики под сенью акаций. Из всех лиственных она здесь царица, крепко вцепилась в горячую землю, держится дружно, целыми рощами. Розовые домики — это пансионат «Золотые пески», дома отдыха, пионерские лагеря, а вот кафе «Золотой берег», рядом на зеленых воротах — плакат «Вырастим каждое посаженное дерево!».

Зной. Впечатление такое, что солнечные лучи свободно проходят сквозь жестяную кабину и впитываются в затылок. И в эфире тоже жарко — ис

полняется знойная «Анда-лузка».

Длинной цепочкой уходят в поход пионеры — .в белых панамах, с красными галстуками, за плечами — рюкзаки.

«Эту песню, непоседы, в рюкзаки свои возьмите!..» — врывается в открытое окно «Москвича» звонкая мелодия...

Почти на маршруте — поселок со странным названием «Дивизия». Суворов, освободивший эти исконные славянские земли от турецкого гнета, «демобилизовал» там целую дивизию солдат — населять выжженный край. Русскому солдату не привыкать было к хлебопашеству. Населили. Обжились. И пошло с тех пор — Дивизия. «Ты откуда родом?» — «Я-то? Диви-зионский».

Есть города, имеющие свою, основную профессию.

Молодой Дивногорск — энергетик, Подольск — машиностроитель, Орехово-Зуево — ткач, Горловка — шахтер...

Измаил можно было бы назвать речником, но город в такой же степени принадлежит Черному морю, как Дунаю. Дунайское пароходство, которое избрало Измаил своей «столицей», называют морским.

Первый человек, которого мы встречаем в городе и к которому, естественно, обращаемся с традиционным вопросом, «как проехать к...», ориентирует нас очень просто.

— У нас улицы прямые. Не улицы, а проспекты. Вот так к Дунаю, а так вдоль.

Планировка Измаила действительно на редкость четкая и простая, улицы пересекаются под прямым углом; благодаря классической строгости, которой отличались взгляды русских архитекторов XIX века, здесь не знают переулков и тупиков.