Вокруг света 1965-06, страница 57

пятьдесят тысяч человек. Марс закупорен, как корабль. Мы дышим привозным воздухом и пьем привозную воду, которую мы очищаем заново и заново. Мы едим то же самое, что едят на корабле. Когда мы садимся на корабль, это для нас то же, что мы знаем всю свою жизнь. Мы можем продержаться гораздо больше года, если будет нужно. Я все обдумал. Я говорил с Комиссаром Санковым, он поможет. Но нам нужны корабли и люди. Люди меня не слушают. Я новичок. Вас знают и уважают. Вы ветераны. Если вы меня поддержите — даже если вы не полетите сами, — если вы просто поможете мне найти добровольцев...

— Прежде всего, — сердито прервал его Риос, — вам придется еще кое-что объяснить. Ну ладно, мы прилетим на Сатурн, а где там вода?

— В этом-то вся прелесть, — ответил Лонг. — Вода там просто летает в космосе и ждет, пока за ней придут!

5

Когда Хэмиш Санков появился на Марсе, марсиан по рождению еще не существовало. Теперь здесь жило двести с лишним детей, чьи деды родились на Марсе.

Санкову тогда и двадцати не было. Колония на Марсе представляла собой всего лишь горсточку кораблей, связанных подземными тоннелями. На его глазах росли здания и прокладывались подземные ходы, то там, то здесь высовывая тупые носы в разреженную, негодную для дыхания атмосферу. На его глазах из ничего возникло грандиозное переплетение шахт, пробивших кору Марса. А население Марса увеличилось с пятидесяти человек до пятидесяти тысяч.

Из-за этих воспоминаний Санков чувствовал себя стариком. А тут еще его гость, этот землянин, всколыхнул забытые обрывки давних воспоминаний о теплом, уютном мире, добром и ласковом, как материнское лоно.

Землянина звали Майрон Дигби, он был членом Генеральной Ассамблеи Земли. Санков был Комиссаром Марса.

Санков сказал:

— Все это тяжелый удар для нас.

— Для большинства из нас тоже.

— Хм... Тогда я должен честно признаться, что ничего не понимаю.

— Не хотите же вы сказать, — медленно произнес Дигби, — что вы здесь, на Марсе, ничего не слышали о кампании против расточителей, которую проводит Хильдер?

— Кое-что слышал. Но это какая-то комедия. Какие доводы он приводит? Мы тратим воду? А видел ли он цифры? У меня они все есть. Я велел их приготовить для комиссии. На Земле, в ее океанах, четыреста миллионов кубических миль воды. Это не так уж мало! Часть этой громады мы тратим на полеты. Разгон происходит в основном в пределах земного поля тяготения, а это значит, что выбрасываемая вода возвращается в океаны. Этого Хильдер не учитывает. Когда он говорит, что за один полет расходуется миллион тонн воды, он лжет. Меньше ста тысяч тонн! Теперь допустим, что мы делаем пятьдесят тысяч полетов в год. За пятьдесят тысяч полетов в космосе будет рассеяна за целый год кубическая миля воды. Это значит, что за миллион лвт Земля потеряет четверть процента своих водных запасов!

Дигби развел руками.

— Комиссар, разве можно сухой математикой победить мощное эмоциональное движение? Этот Хильдер пустил в ход словечко «расточители». Понемногу он сделал из него символ гигантского заговора банды алчных, жестоких негодяев, грабящих Землю ради своей непосредственной выгоды. К сожалению, все это не кажется нелепостью среднему человэку. Когда фермер переживает засуху, ему наплевать, что в космических полетах расходуется крохотная капелька воды по сравнению с общими водными запасами Земли. Хильдер втолковывает ему, что виноваты «расточители», а это лучшее утешение. Никакие цифры этого не заменят.

— Вот этого я и не понимаю, — сказал Санков. — Может быть, я просто не знаю, как идут дела на Земле, но мне кажется, что не все же там фермеры из засушливых районов. Насколько я понимаю из сводок новостей, люди Хильдера — в меньшинстве. Почему же вся Земля идет за горсткой сумасбродных подстрекателей?

— Потому, ^{омиссар, что люди неспокойны. Сталелитейные компании видят, что эпоха космических полетов требует все больше легких сплавов, в которые не входит железо. Профсоюзы горняков опасаются внеземной конкуренции. Каждый землянин, который не может раздобыть алюминия, чтобы построить дом, уверен, что алюминий идет на Марс. Я знаю одного профессора археологии, который выступает против «расточителей», потому что не может получить от правительства денег на свои раскопки. Он убежден, что все деньги правительство вкладывает в ракетные исследования и космическую медицину, и это его возмущает.

— Похоже, — сказал Санков, — что земляне не очень-то отличаются от нас, марсиан. Но как же Генеральная Ассамблея? Почему она поддерживает Хильдера?

Дигби кисло усмехнулся.

— Не так уж приятно объяснять тонкости политики. Хильдер внес законопроект об организации комиссии по расследованию расточительства в космических полетах. Пожалуй, не меньше чем три четверти Генеральной Ассамблеи были против такого расследования, как вредного и ненужного насаждения бюрократии. Но как может законодатель выступать против расследования по поводу расточительства? Это выглядело бы так, будто он сам получает какую-то выгоду от расточительства. Хильдер ничуть не стесняется выдвигать такие обвинения: будь они правдой или ложью, — они произведут большое впечатление на избирателей на следующих выборах. И законопроект прошел. Потом встал вопрос о назначении членов комиссии. Те, кто был против Хильдера, не захотели в нее войти, потому что это заставило бы их принимать весьма неудобные решения. Никому не хочется попасть под огонь Хильдера. В результате я единственный член комиссии, кто открыто высказывается против Хильдера. И это может стоить мне места в Ассамблее.

— Очень жаль это слышать, — сказал Санков. — Похоже, у Марса меньше друзей, чем мы думали. И нам не хотелось бы их терять. Но чего Хильдер вообще хочет?

— По-моему, это очевидно, — сказал Дигби. — Он хочет занять пост Всемирного Координатора.

(Окончание на стр. 69)

55