Вокруг света 1965-06, страница 66

нее тревожусь. Какой-то у нее вид в последнее время стал несчастливый, словно изводит ее что-то. И я волнуюсь. Я ведь не так, чтобы уж совсем посторонняя, верно, Берт?

Мистер Крофт вдруг неожиданно встал.

— Не стоит об этом, Милли, — проговорил он. — Хотите взглянуть на несколько австралийских снимков, мосье Пуаро?

Мы просидели еще минут десять, толкуя о разных пустяках.

— Славные люди, — сказал я Пуаро. — Простые, без претензий. Типичные австралийцы.

— Понравились вам?

— А вам?

— Они очень приветливы... очень дружелюбны.

— Так в чем же дело? Я вижу, вас что-то не устраивает?

— Я бы сказал, чуточку слишком типичны, — в раздумье произнес Пуаро. — Кричат «Куи!», суют австралийские снимки — немного пересаливают, а?

— Ох и подозрительный же вы, старый чертяка!

— Ваша правда. Я подозреваю всех... и во всем. Я боюсь, Гастингс... я боюсь.

ВИЗИТ к МИСТЕРУ ВАЙЗУ

Пуаро признавал только континентальный завтрак. Он всегда повторял, что не в силах видеть, как я поглощаю бекон и яйца. А потому булочки и кофе подавали ему прямо в постель, и я мог беспрепятственно начинать день традиционным английским беконом, яйцами и джемом.

В понедельник утром я заглянул к нему перед тем, как сойти в столовую. Он сидел в постели в каком-то невиданном халате.

— Ах, Гастингс! А я как раз собирался позвонить. Сделайте милость, распорядитесь, чтобы эту записку отнесли в Эндхауз и немедленно вручили мисс Бакли.

Нам доложили о приходе мисс Бакли, когда мы оба были уже в гостиной. Пуаро попросил провести ее к нам.

Вошла она с довольно оживленным видом, но мне почудилось, что круги у нее под глазами стали резче'. Она протяну

ла Пуаро телеграмму, которую держала в руке.

— Ну зот, — сказала она.— Надеюсь, вы довольны?

Пуаро прочел ее вслух.

— «Приезжаю сегодня пять тридцать. М е г г и».

— Мой страж и защитник,— сказала Ник. — Только, знаете, зря вы это. У нее ведь голова совсем не варит. Благочестивые дела — пожалуй, единственное, на что она способна. Фредди в сто раз быстрее распознала бы убийцу. А о Джиме Лазарусе и говорить не приходится. По-моему, никому еще не удавалось его раскусить.

— А капитан Челленджер?

— Кто — Джордж? Он видит только то, что у него под носом. Но зато уж когДа увидит — держись! Если играть в открытую, ему цены нет, Джорджу.

Она сняла шляпку и продолжала:

— Я велела впустить человека, о котором вы пишете. Как это все таинственно! Он будет подключать диктофон или что-нибудь в этом роде?

Пуаро покачал головой.

— Нет, нет, никакой техники. Просто меня заинтересовал один пустячок, и я хотел с ним посоветоваться.

— Ну ладно, — сказала Ник. — Вообще-то презабавная история.

— Вы думаете? — тихо спросил Пуаро.

Она стояла к нам спиной и смотрела в окно, а когда повернулась, на ее лице не осталось и тени обычного вызывающего выражения. По-детски сморщившись, она отчаянно старалась не расплакаться.

— Нет, — ответила она. — Ни капли не забавно. Я боюсь... Я боюсь. У меня просто поджилки трясутся. А я всегда думала, что я храбрая.

— Так оно и есть. Мы с Гастингсом восхищены вашим мужеством.

— Уверяю вас! — с жаром воскликнул я.

— Нет, — покачала головой Ник. — Я трусиха. Ждать — вот что самое ужасное. Все время думать: случится ли что-нибудь еще? И как оно произойдет? И когда?

— Я понимаю — вы все время в напряжении.

— Ночью я выдвинула кровать на середину комнаты. Закрыла окна, заперла на задвиж

64

ку дверь. Сюда я пришла по шоссе. Я просто не могла себя заставить идти парком. Вот сдали нервы — и конец. А тут еще это...

— Что вы имеете в виду, мадемуазель?

Она ответила не сразу.

— Да, собственно, , ничего. По-моему, это то самое, что в газетах называют перенапряжением современной жизни. Слишком много коктейлей, слишком много сигарет, слишком много всего остального... Просто у меня сейчас какое-то дурацкое состояние.

Она опустилась в кресло и съежилась, нервно сгибая и разгибая пальцы.

— А вы ведь что-то скрываете от меня, мадемуазель. Что у вас случилось?

— Ничего, правда же, ничего.

— Вы мне чего-то не рассказали.

— Все до последней мелочи, — с жаром ответила она.

— Насчет случайностей... покушений — все.

— А что же остается?

— То, что у вас в душе... вся ваша жизнь.

— И это можно рассказать? — медленно спросила она.

— Ага! — воскликнул, торжествуя, Пуаро. — Так я был прав!

Она покача-яа головой. Он не спуекал с нее внимательного взгляда.

— Чужая тайна? подсказал он с понимающим видом.

Мне показалось, что у нее чуть дрогнули веки. Но в ту же секунду она вскочила.

— Нет, как хотите, мосье Пуаро, а я вам рассказала все, что знаю. Я потому и схожу с ума, что у меня нет ни малейших подозрений. Я же не дура. Я понимаю, что если эти «случайности» не случайны, то их подстроил кто-то, находящийся здесь поблизости, кто-нибудь, кто... знает меня. И это самое ужасное, потому что я не могу себе представить... ну, вот просто никак, кто это может быть.

Она опять подошла к окну. Пуаро сделал мне знак молчать. Он, очевидно, рассчитывал, что теперь, когда девушка потеряла над собой контроль, она еще о чем-нибудь проговорится.

Но она заговорила уже совсем другим тоном — мечтательно, задумчиво: