Вокруг света 1965-07, страница 13

шинство книг в юрте Селима Калиева — по истории авиации. Там есть и биография Можайского и книга Германа Титова.

— Хочешь летать, Ермек? — спрашиваю я.

— Не знаю, чего больше, летать или строить такие самолеты. Очень хочу учиться, — вздыхает Ермек.

— Да ты и будешь учиться.

— Только не этой зимой. Отец еще не сможет пасти...

Овцы жадно поедают сухие колючки.

— Бывает же травка и получше, Ермек?

— Дедушка Данияров обещал взять меня завтра с отарой на дальние пастбища, — говорит Ермек. — Дня на три с ночевкой.

У меня забилось сердце. Я увидел явственно эти лунные ночи там, на дальних пастбищах. Ртутный свет луны, сочные тени кустов и черную толчею отары Костер неяркий и желтый в свете луны. Неторопливую беседу с айхайшалом

о времени и жизни. Внезапный крик: «Каскыр!» («Волки!»). Лошадиный храп и ржание, скачка вслед за мелькнувшей тенью. И досада оттого, что ружье дало осечку, и разгоряченное биение сердца всю ночь до рассвета...

Ночью мы уезжаем дальше. Нас провожает Ермек. В темноте мы едем шагом и утомительной тряской рысью. Потом из-за холмов показывается луна, и становится впереди видна серая полоса дороги. И вог галоп, опасный но ночному времени, но упоительно плавный, потому что лошадь, чуть осев, сразу пошла большими скачками. Чуй! Быстрее! Еще быстрее! Ветер несется в лицо переменчивый — то холодный, то теплый. Чуй! Чуй! Стучат копыта трех лошадей.

Зачернели впереди кусты на Жаксыконе. Лошади, вскидывая головы, перешли на рысь и тянут к воде. Мы даем им волю, и они, подойдя к омуту, опускают головы. И тотчас из-под ло

шадиных морд выпархивает пара уток. Недолго почернев на небе, они сливаются с чернотой горизонта. А лошади пьют, огрузая передними ногами в тине. Чтобы не свалиться, упираешься руками в луку седла.

Мы долго еще едем и шагом и галопом. Все явственней слышится лай собак. Поднявшись на холм, видим в ложбине огни. Это горят фонари на кошаре, зажженные, чтобы отпугивать волков. Тускло красны они и тревожны. Чернеют, приближаясь, юрта и кошара. Луна, идущая к горизонту, гаснет.

Новый хозяин, приглашая нас с Баян войти в юрту, говорит:

— Не стесняйтесь. Один ветер летит над землей. Мы свои.

Но прежде чем лечь, я еще выглядываю в степь, держась руками за косяк двери За моей спиной горит керосиновая лампа. Она бросает далеко по холму световой сектор. И моя огромная тень в нем хочет обнять всю степь.

КАРНАВАЛ В РИО

Рио-де-Жанейро справляет в этом году 400-летнюю годовщину со времени своего основания. Немногие города Латинской Америки могут похвастать такой древней историей. Вот почему, наверно, ежегодный карнавал — грандиознейшее событие года, которое обычно справляется в конце февраля, в этом году превзошел все ожидания, побил все рекорды.

Карнавал собирает тысячи иностранных туристов. Мировые знаменитости, скучающие миллионеры, плейбои слетаются в Рио — и тогда цена за столик во дворце «Копакабана» вырастает в фантастическую цифру — миллион крузейро! По пять часов, обливаясь потом, ждут выхода на сцену костюмированные любители лавровых венков, желающие получить приз за оригинальность и роскошь костюма. Бесконечные короли и королевы, китайские императоры и индийские магараджи проходят перед уставшим удивляться жюри.

Но есть и другой карнавал в Рио...

Он не прячется за окнами дорогих отелей. Праздничной рекой, бурлящей красками, песнями, музыкой, выливается он на улицы Рио.

На четыре дня замирает официальная жизнь города. Закрыты все общественные учреждения, банки и конторы, магазины. Четыре ночи подряд веселится кариока — житель Рио-де-Жанейро.- Весь город иллюминирован, самолеты разбрасывают над веселящимися кварталами бутафорские деньги — серебристый дождь из фольги, на которой можно прочесть название государственного банка.

Процессии танцоров, движущихся в ритме самбы, сменяют друг друга. Танцы длятся всю ночь, до рассвета. Отдыхать — днем. На следующую ночь их сменяют шествия, во главе которых движутся платформы — здесь и раскрывающиеся цветы и огромные великаны с вращающимися глазами; разыгрываются пантомимы из истории Бразилии.

За бешеным ритмом барабана и исступленной самбы кариока забывает, что наступит утро и он вернется в одну из фавел на окраине Рио. И снова потянутся дни, наполненные голодом и беспросветной тоской, — нет работы, нет денег, все дорожает день ото дня. Верно, поэтому печален клоун, сидящий на мостовой, — карнавал окончен.

11