Вокруг света 1965-08, страница 24

кушке зияла дыра, и он был мертв. Вот какой меткий стрелок был мистер Джардин... Мой отец ездил тогда на остров, а когда вернулся, рассказал обо всем матери. Они оба страшно испугались...

Несколько недель спустя я встретил белого, отец которого тоже работал на Джардина. Я упомянул про карательные экспедиции и расстрелы, к которым Джардин прибегал на островах Торресова пролива и на Кейп-Йорке.

— Расстрелы! — вскричал он. — Отец рассказывал, что они привязывали людей к лошадям и те волочили их по земле. Он рассказал мне об одном голодном австралийце, который вместе с двумя другими в отсутствие Джардина совершил набег на Сомерсет и украл какие-то припасы. Джардин бросился за ними в погоню, убил двоих, а одного тяжело ранил. Раненый спрятался в болоте и дышал через трубочку камыша, взяв один конец в рот, а другой выставив над водой. Джардин знал, что тот где-то прячется, и сидел на берегу с ружьем. Но тот, зная Джардина, оставался под водой до темноты, а потом сбежал.

Так была написана первая страница истории приобщения аборигенов к «цивилизации» на полуострове Кейп-Йорк.

ЗНАКОМЫЕ С ОСТРОВА ЧЕТВЕРГА

••■К вечеру прибыли на Тёрсдей, остров Четверга, ночевать решили на люгере. Мы с Деном, обливаясь потом, сидели на палубе, прислушиваясь к отдаленным раскатам грома.

Внезапно совсем стемнело. Два светлых пятна — белая голова Дена и белые волосы на груди — вот все, что можно было разглядеть.

...Ден в молодости был ныряльщиком, а теперь — «теперь духу не хватает!». Раньше ему случалось нырять и за перламутром и за жемчугом.

— Я, бывало, опускался чуть ли не на десять саженей. Вода очень прозрачная. Спускаюсь ниже и ниже. Вижу две большие раковины, хватаю одну, вторую — скорей. Вот так, — и он демонстрировал мне, как он быстро хватал их.

— Беру в каждую руку и выплываю, выплываю...

Подняв голову, он разводил руками.

— Некоторые жадничали. Опустится на десять саженей, увидит три большие раковины, схватит одну, схватит вторую — мало, хватает третью. Выплывает, выплывает, но очень медленно: воздуху не хватает. Приходится бросать все три и подниматься побыстрее. Когда же опускаешься на полторы сажени, у тебя много времени, надевай на каждый палец по раковине. Раз нырнул — десять раковин!

— Наверное, ты начал нырять еще мальчиком?

— Да, каждый мальчик учится нырять за раковинами, и я тоже. Иногда делают надрез на носу между глаз и на макушке.

— Зачем? — удивился я.

— Рассекают стеклом от бутылки, чтобы воздух не задерживался, понятно? Мне тоже сделали надрез. — Он показал шрамы на переносице и на голове.

— Странно, — сказал я. — Разве человек при этом не слабеет? Ты и в самом деле считаешь, что надрез делает твое тело более легким?

— Точно, более легким. Когда кровь вытекла, чувствуешь себя легче.

— Сколько же ты можешь пробыть под водой?

— Три-четыре минуты. А некоторые еще дольше.

— Я могу пробыть под водой только минуту.

Ден ухмыльнулся.

— Когда мы ныряем, мы пьем по утрам болеутоляющее: по четыре капли и запиваем водой. Мы не едим мясных консервов, сахара, джема. Если их есть — не хватит воздуха. На завтрак — пресная лепешка и вода. Восемнадцать лет проработал я ловцом раковин на судне...

Донесся скрип весел в уключинах.

К борту люгера подплыла шлюпка, из которой перебрались к нам четверо чернокожих парней. Они прибыли с соседнего люгера, стоявшего неподалеку на якоре, чтобы поболтать с нами. Мы тепло поздоровались — обменялись рукопожатием с каждым: этот жест привел их в немалое смущение.

— А мы с Деном говорим о нырянии, — сказал я, когда все расселись. — Кому-нибудь из вас случалось нырять?

— Мне, — ответил один из них.

Он вытянул ногу в мою сторону, я зажег спичку, чтобы рассмотреть ее. На том месте, где положено быть икре, зияла выемка и сморщенное мясо.

Спичка догорела.

— Акула, <— сказал Ден, заглянувший через мое плечо.

— Черт! Вот так хищник, — протянул я. — Как это случилось?

— Я нырял за раковиной, — объяснил парень. — Вижу, подплывает акула. Я вынырнул, влезаю на борт, а нога все еще в воде. Акула как схватит...

— Большая акула? — спросил Ден.

— Около трех футов.

— Удивительно, что на тебя налетела такая маленькая акула, — заметил Ден. — И не побоялась же!

— Маленькая акула, да больно кусается, — парировал пловец.

Они рассказывали о встречах с акулами, говорили, что акул привлекает светлое, и потому ныряльщики стараются затенить ладони и ступни. Они вспоминали, как им приходилось неподвижно сидеть на дне, прячась среди камней, пока вокруг плавали акулы; рассказывали о страшной каменной рыбе — этой отвратительной рыбе, которая лежала на скалах, готовая выставить свои ядовитые иглы, когда на нее ступит нога..

— Я орал всю ночь напролет, — сказал Ден, припоминая, какую боль он испытал тогда.

Они заспорили, какими средствами лечиться от яда рыбы-камень. Ден считал, что помогает расплавленный воск, залитый в надрез, сделанный поперек раны.

Пока они говорили, взошла луна. Ее бледный свет, отражаясь на плечах и руках, ясно обозначил круглые ранки на руках ныряльщика.

— Угорь укусил. Большая рыба угорь, она живет в рифах...

Все согласились, что страшнее всего гропер. Он порой достигает огромных размеров и с виду напоминает треску. Гропер живет в расщелинах скал.

— Сидит там, как большая свинья, — сказал парень со шрамом на ноге. — Не стоит останавливаться перед расщелиной, когда ныряешь за раковиной. Он схватит — вуф! — и тебя нет. Я делаю так...

Он встал, раздвинул руки, повернув ладони назад, — в позе человека, прижавшегося спиной к коралловому рифу. Повернув голову, он кивнул налево, на палубу.

— Расщелина там, куда я смотрю. Гропер лежит на песке перед ней. Теперь...

22