Вокруг света 1965-11, страница 19
...Не могу оторвать глаз от спрута. Восемь щупалец извиваются и копошатся, точно змеи Горгоны. Только бы схватить человека и утащить его за борт, а там уж розовый клюв быстро доберется до глотки... Человек и чудовище в обнимку погрузятся в лазурную толщу, а через несколько часов один скелет останется белеть среди качающихся красных водорослей. Спрут же, забившись в ближайшую нору, будет подстерегать пучеглазых крабов, которые прибегут за крохами с его царского стола. Ну и взгляд же у него!.. Жуткое чувство: словно в этой мягкой голове есть высокоразвитый мозг, правда работающий совсем по-другому, чем у наземных животных. В нем пульсирует кровь, нагнетаемая тремя сердцами, но кровь светло-голубая, в ее основе медь, а не железо, как у нас. Я нацелился в самое большое из трех сердец и ударил. А через мгновение чудище было мертво, исколотое копьями и длинными ножами. Но весть о новом состоянии не сразу дошла до всех его конечностей. Опустив ящик обратно на дно, мы ножами отсекли от туловища щупальце за щупальцем. Даже в корзине они продолжали извиваться; роговой клюв громко щелкнул раз-другой, и все стихло. ...На следующий день мне понадобилось съездить в город. Переходя через площадь, я приметил черную доску у входа в ресторан Вонга. Любопытство заставило меня подойти поближе. Меню — и среди прочих блюд: «Щупальца а ля мод». Я пошел к Хасану и заказал цыпленка! Приморсная бессонница Высоко над качающимися шепчущими кронами кокосовых пальм парит луна. Глухо, лениво бормочет море, ветер с равнин засыпает. На ветвях мертвого нагого дерева сейба, которое стоит в стороне от деревушки, вижу на фоне неба черные комья, смутные, неопределенные и неожиданно маленькие, — да ведь это грифы заснули там. Светлый песок пляжа сейчас не шуршит под ногами, как шуршал бы он днем, при солнце. Сейчас он влажный, а скоро станет совсем мокрым — когда прилив ступит на землю. Свечу фонариком (батарейки сели, так что свет не яркий) и вижу плоских крабиков. Они настолько быстро улепетывают, что недоумеваешь — может быть, их и не было вовсе? Эти плебеи крабьего народа живут в норках, которые вырыли сами. Под высокими деревьями «белых» мангров иду в глубь леса. Из почвы торчат тысячи ростков толщиной в палец. Получается своего рода ковер в двадцать сантиметров, который засасывает ногу. Надо поднимать ступню прямо вверх и так же прямо опускать, чтобы двигаться более или менее бесшумно. Впереди непрерывный шорох. Это улепетывают полчища крабов-скрипачей. Они не очень-то прыткие, наверно, их нетрудно поймать. Почему же в определенное время года земля в манграх местами чуть не сплошь покрыта ими? Что-то защищает их от хищников. Может быть, отвратительный вкус? Я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь из здешних «крабоедов» ловил их. А до чего же они потешны! У самца одна клешня намного крупнее другой, она почти равна панцирю, ширина которого от силы четыре сантиметра. Подойдешь близко — крабик угрожающе размахивает большой клешней, но ведь это чистое надувательство, она слабая. Они и самкам так же машут. У тех нет клешни, и самок почему-то видно гораздо реже. Лес расступился, передо мной мелкое озерко, из воды тут и там торчат деревья. Свечу на одно из-них — темно-зеленая крона точно накрыта шапкой снега. Белые цапли. Луч света будит нескольких птиц, они улетают с хриплым криком. Еще дальше на ветвях мертвого дерева черными наростами прилепились пять-шесть спящих бакланов. На самой макушке сидит молодой пеликан — бурый, с белым брюшком. Луч скользит вдоль опушки кустарника. Сверкнули два зеленых глаза: хищник. Похоже, в мою сторону идет. Выключаю фонарик и жду. Через минуту опять включаю. Шагах в двадцати от меня зверь с лисицу величиной. Присел, косматый хвост приподнят, уши настороже. Морда острая и хитрая, пальцы длинные, растопыренные, такими сподручно хватать и держать. Это енот. Он вышел за крабами. Фонарик ослепил его, он растерялся и присел. Интересно, как хищники по-разному реагируют на электрический свет. Ягуар прижимается к земле, серая лиса-урокио или убегает, или же стоит на месте, угрожающе скаля зубы. Куница-таира разевает пасть в бессильной ярости. А енот ведет себя спокойно. Если свет далеко, не мешает ему, он сядет и накроет хвостом передние лапы, словно довольный кот. Посидит, посмотрит, идет дальше охотиться. Из всех мелких охотников прибрежной полосы он самый добродушный. Может быть, потому, что ест преимущественно ракообразных, хотя не прочь и цыпленка стащить. От собак он отбивается геройски. Ну, хватит мешать ему, пусть охотится. Выключаю фонарик и иду дальше в глубь мангров. Лунный свет просачивается между ветвей, рисуя причудливые узоры на иле, где мягком и влажном, где сухом и потрескавшемся. Тихо в лесу, мертвая тишина. У меня толстые резиновые подметки, но шуму от них, как от поезда. Временами останавливаюсь и слушаю затаив дыхание. Ни птичьего писка, ни влюбленного кваканья жаб, и ни одно насекомое не нарушает безмолвия скрипом своего хитинового инструмента. Выхожу на прогалину. Вдруг что-то беззвучно проносится мимо моего лица. На фоне луны на миг отпечаталась птица с длинными острыми крыльями. Козодой... Днем козодои отсиживаются здесь, в лабиринте глухих теней, каждый на своей ветке. Прижмутся к суку, и сумеречная гамма перьев сливается с корой. А как ночь придет, они летают над лугами и пастбищами, ловя насекомых и затевая причудливые ночные игры. Садятся на тропы, посветишь — глаза как рубины. Носятся друг от друга, улюлюкая: «Уй, уй!» А перед восходом солнца опять скрываются в темноте мангров. Внезапно мрак становится плотным, наваливается со всех сторон и давит, давит, горло и грудь скованы страхом перед неведомым. Рука сама ищет фонарик, я делаю усилие над собой, чтобы не включить его. Прикрывая глаза от веток левой рукой, иду дальше. Непонятный приступ страха уже прошел. Он почти всегда проходит сразу, надо только не поддаваться ему. Тишину нарушает далекий глухой звук. Останавливаюсь, чтобы прислушаться... Опять. Словно кто-то кричит, сунув голову в кочел. Это на берегу большого болотного озера зовет супругу ягуар. Издалека, чуть слышный в недвижном ночном воздухе, доносится ответ. Нет в приморском лесу более скрытного зверя, чем большая пятнистая кошка. За два десятилетия я всего три раза стрелял по ягуару, при четвертой встрече чуть не споткнулся о зверя — в это время мое ружье висело на де 2 «Вокруг света» № 11 17 |
