Вокруг света 1966-04, страница 46

ЭВЕРИД ИЗОБРЕТАЕТ...

МЫ НЕ ПРОЩАЕМСЯ

Еще прошлый раз я заметила, что наши шимпанзе используют стебельки травы, прутья и палки для ловли термитов и муравьев. Теперь мы столкнулись с новым изобретением.

Юный Эверид сидел на дереве, а остальные обезьяны отдыхали поблизости. Эверид протя-нул руку, набрал горсть листьев и засунул их в рот.

— Интересно, — сказал Хьюго, — что он там делает?

Эверид вынул изо рта слегка пережеванные листья, положил их между указательным и безымянным пальцами, а затем всунул их в небольшое углубление в стволе поваленного дерева. Когда он вынул зелень обратно, она была пропитана водой. Мы были удивлены: Эверид принялся высасывать воду из листьев. Потом он опять опустил свою импровизированную «губку» в естественную чашу.

С тех пор мы часто видели, как и другие шимпанзе пили таким же способом, если они не могли добраться до воды более простым путем. И каждый раз, как и Эверид, они слегка пережевывали листья перед тем, как окунуть их в воду.

Нужно сказать, что шимпанзе, живущие в других частях Африки, попросту опускают в воду пальцы, а потом облизывают их. Мы сравнили эти два способа и нашли, что «губка» раз в восемь эффективнее.

...А ФЛИНТ РАСТЕТ

К концу года самая толстая кипа записей была посвящена маленькому сыну Фло, которого мы назвали Флинтом. Он был первым малышом, родившимся на воле, чье развитие мы изучили в деталях.

Пожалуй, забавнее всего были отношения Флинта с пятилетней сестрой Фифи. Сначала Фифи хотелось просто дотронуться до Флинта или поиграть с ним. Подскочив к Фло, она обычно брала Флинта за руку или пыталась пощекотать и поласкать его.

Через три месяца Флинт уже ползал по туловищу матери. У него появились два зуба, короче — он начал заметно расти.

Теперь Фифи удвоила свои усилия, и однажды ей удалось утащить Флинта. Пока Фло отдыхала, слегка придерживая рукой убаюканного малыша, Фифи осторожно тянула его за ногу до тех пор, пока совсем не оттащила от матери. Затем с бесконечной нежностью она устроила бесценный груз у себя на коленях и села спокойно рядом с Фло. Вскоре Флинт стал потихоньку хныкать, и мать забрала его к себе.

Постепенно Фифи было разрешено брать Флинта на более долгий срок. Никто из молодых шимпанзе не мог приблизиться к Флинту, не вызвав при этом гнева его сестры. Но сам Флинт был хоть и маленьким, да удаленьким. У него появился свой собственный умишко. Порой ему надоедали объятия сестры, и он ковылял к другим шимпанзе или пытался взобраться на нижние ветки.

Шло время, и мы все больше понимали шимпанзе. Испуганный или обеспокоенный чем-либо, шимпанзе очень часто старается дотронуться до другого. При встрече младший заискивающе кладет свою лапу на спину старшего. Когда юнцу угрожают, он приникает в знак покорности к земле и терпеливо ждет, пока нападающий не сменит гнев на милость и дотронется до него или похлопает его по спине.

Когда появляется «великий Майк», остальные бросаются вперед, припадая к земле или протягивая лапу. Майк может слегка дотронуться до них лапой или просто садится и смотрит на них. В плохом настроении он часто отталкивает тех, кто подходит к нему.

Странно, однако, что, несмотря на сложную систему взаимопонимания, раненый или обиженный детеныш не всегда может «объяснить» свое состояние матери. Или, если быть точным, мать не всегда понимает его.

Однажды большой муравей вцепился в губу Флинта. В течение двадцати минут он плакал и извивался от боли, но Фло только прижимала его ближе к себе и старалась убаюкать. Она, казалось, совершенно не понимала причины его отчаяния, хотя муравья было совсем нетрудно заметить. Бедный малыш должен был терпеть боль до тех пор, пока сам не оторвал его.

Один случай я и сейчас не могу вспоминать без боли. Однажды днем большая группа шимпанзе подошла к лагерю. Когда они оказались совсем близко, мы услышали голос какого-то детеныша, кричавшего в агонии. Мы увидели Мэнди с раненым малышом Джейн. Его предплечье было разодрано до кости, и кожа свисала клочьями, были видны даже сухожилия. Надежды на спасение не было, даже если бы мы вмешались. Малышка приникла к груди матери. Ее глаза выражали страдание и изумление. Мэнди была в панике. Она поспешила поклониться одному из больших самцов, и лапка малышки ударилась о землю. Джейн издала душераздирающий вопль. Мэнди прижала малышку к себе, причинив ей еще большую боль.

Два дня спустя мы увидели, как Мэнди поднималась в горы. Там, где-нибудь в горах, оставила она свой печальный груз.

...Помню один из последних наших вечеров. Обычно шимпанзе избегали появляться в лагере, когда там были посторонние люди. Но в тот вечер, хотя было уже поздно и к нам, как обычно, пришли два африканских помощника, вдруг неожиданно объявился Фиган. Он меланхолично уселся вблизи палатки и принялся уплетать бананы, не обращая на нас никакого внимания. По крайней мере до тех пор, пока не съел последний. Потом он понял, что наступила ночь, встревожился и поспешил забраться на пальму. Минуты через три он, кажется, уже устроился, но по-прежнему никак не мог успокоиться, скулил и хныкал. Вдруг он неожиданно и резко крикнул и, наконец, окончательно угомонился и затих.

Ну, а для нас день еще не кончился: нас ждали наши записи и дневники.

Когда в марте прошлого года мы с Хьюго уезжали из заповедника, нам была ясна наша ближайшая цель — мы должны сюда вернуться и продолжить работу.

Перевела с английского А. АНТОШИНА

43