Вокруг света 1966-11, страница 46

е виделись лет десять. Встретились — с трудом узнали друг друга. У одного казацкий чуб подернут сединой, у другого сквозь рыжеватые редкие волосы просвечивает молодая лысина. А всего тридцать пять и тому и другому.

Вечером пили молдавский коньяк, закусывали вяленым ангарским хариусом. Старались рассмотреть, понять друг друга — хоть оба и строители, а жизнь совсем разная. По другой мерке мерена, по другой колодке кроена, и нитками сшита совсем незнакомыми. И разговор ходил вокруг да около.

ЭНТУЗИАСТЫ

Ты хочешь знать, кто я? что я, куда я еду? Я тот же, что и был и буду весь мой век: не скот, не дерево, не раб — но человек! Дорогу проложить, где не бывало следу,

...в острог Илимский еду.

А Н. Радищев

А как там тот!.. А не встречал ли?.. А помнишь этого — с гитарой?

Потом хозяин все-таки спросил:

— А сам-то как! Гость закурил, пригладил волосы на пробивающейся лысине.

— Ну, как... Я в общем-то устроился, не жалуюсь. Живу в Саратове. Работаю в Стройбанке. Жена, квартира, теща — все, как водится. Рассказывать особо нечего. Ты лучше про себя давай.

— Да что... Мне тоже вроде нечего. Попал на Братскую, отгрохал восемь лет. Потом сюда...

Усть-Илим спит крепко — сном уставшего рабочего человека. Он никогда не встает вместе с солнцем, потому что никогда вместе с ним не ложится. И все-таки каждое утро солнце пытается его

разбудить. Самые торопливые из солнечных лучей прорываются сквозь колючий гребень тайги на дальних сопках и со скоростью света врезаются в стекла — поселок спит. Тогда светило проплавляет в сопках огненную просеку и появляется целиком, во всей своей грозной красе — поселок не реагирует. Зато просыпается Ангара и, озябнув спросонок, стягивает с поселка туманное покрывало, которым заботливо поделилась с ним ночью. Но и обнаженный, он спит, светясь белизной свежесрублен-ных стен, в мире, распавшемся на зеленое и голубое, — удивительно юный и непростительно беззаботный. И утро замедляет свой бег — надо же дать ему выспаться.

Усть-Илим просыпается по звонку: будильники точнее солнца. Светило никак не применится к распорядку рабочего дня — то слишком рано встает, то слишком поздно. Будильники же поднимают ребят ровно за час до начала работы.

И мир моментально становится многоцветным, и в мире рождается звук. Рубашки, брюки, платья и косынки горластой мозаикой заливают пространство между домами и суматошным потоком выплескиваются на дорогу.

А дорога гудит, и ревет, и содрогается под колесами. Распахнутые настежь ворота автобазы вышвыривают громыхающие клубы пыли, в которых прячутся грузовики. Тугими бильярдными шарами они разлетаются по дорогам, и каждый тянет за собою пышный шлейф — пыльная серо-желтая пелена поднимается над поселком и смазывает грань между зеленым и голубым. Поток машин накатывается на поток людей и в несколько минут съедает его — машины идут туда, куда торопятся люди. К рабочим местам.

На дороге остаются немногие — те, кто пока еще не имеет рабочего места. Эти шагают не торопясь— будильники у служащих отдела кадров лишь собираются звонить.

Из всех ситуаций, связанных с общением на расстоянии, самая неприятная, пожалуй, та, когда

44