Вокруг света 1967-02, страница 80

мени литературоведы пытаются провести параллель между творчеством Уэллса и Жюля Верна.

Сам Жюль Верн как-то сказал: «Если я стараюсь отталкиваться от правдоподобного и в принципе возможного, то Уэллс придумывает для своих героев самые невозможные способы. Например, если он хочет выбросить своего героя в пространство, то придумывает металл, не имеющий веса».

Уэллса «защищали»: дескать, и у него можно найти много научных и технических идей, позже претворенных в жизнь. Значительно позже, чем жюль-верновские, но зато- на более высоком уровне науки и техники. Разве не в произведениях Уэллса читаем мы, — переводя на язык современных терминов, — о производстве искусственных алмазов, телевидении, авиации, да еще стоящей на службе войны, тепловых лучах — родных братьях современного лазера, и, наконец, ни более и ни менее, как об атомных бомбах? Да и путешествие во времени сейчас, в свете учения Эйнштейна, не такая уж невыполнимая вещь. Пройдет какое-то время, достигнет человечество околосветовых скоростей, и, пожалуйста, улетай себе на здоровье с Земли. Полетаешь лет десять и вернешься на Землю, где за этот срок пройдет во много раз больше времени...

Но ведь основное различие между фантастикой обоих этих писателей совсем не в степени реальности научно-технических идей, о которых в том или ином произведении говорится. Разница в том, какую роль эти идеи в произведениях играют. У Жюля Верна, страстного поборника научно-технического прогресса, они часто составляют самую суть вещи (хотя, конечно, содержание произведения этим не исчерпывается), у Уэллса они в первую очередь средство для наиболее острого и убедительного выражения большой социальной идеи.

Замените кэворит в «Первых людях на Луне» каким-нибудь другим, хотя бы атомным двигателем. Что от этого изменится в сюжете, в характерах и судьбах его героев, в потрясающей картине общественного строя и жизни селенитов? Почти ничего. Пусть изобретатель из рассказа «Человек, делавший алмазы» вместо алмазов придумал бы, как делать золото, или платину, или еще что-нибудь подобное. Что изменилось бы в рассказе, в трагической судьбе Изобретателя, и много ли слов пришлось бы вычеркнуть и взамен их вставить новых?

Уэллс о своих фантастических произведениях писал: «Интерес подобных историй заключается не в выдумке, а в их нефантастических элементах. Сам по себе вымысел — ничто... Интересными эти выдумки становятся тогда, когда их переводят на язык обыденности и исключают все чудеса, заключающиеся в рассказах».

Много споров ведется вокруг того, что же в конце концов следует понимать под словом «фантастика». И является ли такая вещь, как «Машина времени», например, с ее безрадостной картиной человечества очень далекого будущего, человечества, разделенного на морлоков и элоев, пессимистическим произведением?

А как оценили бы некоторые чересчур мнительные критики фантастическую повесть, которую Владимир Ильич в далекие дореволюционные годы уговаривал написать А. Богданова — автора фантастических повестей «Инженер Мэнни» и «Красная звезда»? Ленин, по свидетельству А. М. Горького, предлагал А. Богданову нарисовать фантастическую

картину бедствия, которое Терпит человечество в результате того, что капиталисты хищнической добычей начисто растрачивают все естественные богатства Земли. Что это? Пессимизм? Конечно, нет. Это предупреждение.

В Большой Советской Энциклопедии сказано: «Фантастика — представления, мысли, образы, созданные воображением, в которых действительность выступает в преувеличенном и сверхъестественном виде». Если принять это определение (а оно, на мой взгляд, правильно), то можно с основанием утверждать, что у Уэллса — фантаста-сатирика куда больше общего с Щедриным — автором «Истории одного города» и Свифтом — автором «Путешествий Гулливера», чем с Жюлем Верном.

Действительность капиталистического общества, тенденция его развития и неизлечимые его болезни — вот что в «преувеличенном и сверхъестественном виде» служит объектом сатирического бичевания в фантастических произведениях Уэллса, независимо от того, в прошлом, настоящем или будущем, в городке юго-восточной Англии или на выдуманном автором острове разворачиваются события.

Наивно поэтому считать, что Уэллс и на самом деле представляет себе будущее человечества таким, каким оно описано, к примеру говоря, в «Машине времени» или в романе «Когда спящий проснется». Сам Уэллс когда-то назвал нарисованную им в «Машине времени» картину будущего «преднамеренным пессимизмом». Сейчас подобного рода романы называются «романами-предупреждениями».

Критические, полные взрывчатой сатирической силы фантастические произведения Уэллса показывают все новым и новым миллионам читателей во всем мире чудовищное несовершенство, несправедливость, неразумность и историческую обреченность капиталистического строя. Этим нам и дорог Уэллс — классик английской и мировой литературы.

Ограниченный темой моих заметок, я могу здесь только упомянуть об Уэллсе — авторе великолепных антифашистских произведений, таких, как романы «Самодержавие мистера Паргема» (1930 г.), «Бэлпингтон Блепский» (1933 г.), «Необходима осторожность» (1941 г.). А классическая повесть «Игрок в крокет» (1936 г.) с ее фантасмагорическим мрачным Каиновым болотом, чье тлетворное дыхание отравляет сознание людей! Помните заключительные абзацы этой повести? Вряд ли во всей художественной антифашистской литературе найдете вы равные по разящей силе сарказма слова, которые бы так били по обывателю. По тому самому мещанину, на равнодушных плечах которого фашизм въезжал в историю человечества.

«— Мне надо идти, — сказал я. — В половине первого я должен играть с тетушкой в крокет.

— Но что значит крокет, — крикнул Норберт нетерпеливо, — когда мир рушится у вас на глазах?

Он сделал такое движение, словно собирался преградить мне путь. Ему хотелось продолжать свои апокалиптические пророчества. Но я был сыт ими по горло.

Я посмотрел ему в глаза твердым, спокойным взглядом и сказал:

— А мне наплевать! Пусть мир провалится ко

78