Вокруг света 1967-05, страница 55

тгздм*

ДЖОН ХИРН (Ямайка)

последний раз покачнулась от удара, и плоскости его до сих пор неподвижного лица вдруг сместились, сблизились, образовав некое подобие осмысленной улыбки. Он бросился бежать прямо сквозь густую, залитую дождем чащу. Через десять шагов его уже и слышно не было.

До деревни было двенадцать миль и четыре тысячи футов. Этот путь Джозеф проделал часа за четыре и уже в десять самозабвенно колотил в дверь пасторского дома, пока преподобный Макиннон не высунулся из окна. Услышав хлопанье ставен, Джозеф кинулся на середину лужайки перед домом и начал выделывать замысловатые прыжки, выкрикивая что-то невнятное.

— Что?.. Что случилось, Джозеф? — окликнул его преподобный Макиннон.

Пастор ничего не мог разглядеть при слабом свете звезд, он видел только неясное, расплывчатое пятно, подскакивающее на газоне, и узнал дурачка только по этим хаотичным движениям.

Джозеф подпрыгнул повыше и закричал снова; крик этот был напряженным и отчаянно-звонким, исполненным какого-то особого смысла. В конце концов преподобный Макиннон спустился по лестнице; и когда Джозеф бросился к нему, несколько раз шлепнул парня по лбу, пока тот не успокоился. Только после этого священнику удалось уяснить, в чем дело.

— Доктор! — сказал он сразу же, поворачивая Джозефа кругом и подталкивая в спину.

Джозеф прямо через газон, по мокрой багамской траве, бросился туда, где виднелось пятно желтого света в окне докторского дома, стоявшего у самой дороги. Доктор Раши еще не ложился: он, как обычно, пил в одиночестве, что случалось не реже чем двадцать раз в месяц.

— О великий боже! — сказал доктор. — Где это случилось, Джозеф?

Джозеф увлеченно жестикулировал, но понять ничего было нельзя, потому что расстояний и мер длины, кроме тех, что обозначались футами и ярдами, он не воспринимал.

— А пастору ты сообщил? — спросил у него доктор.

Он был пьян, но не сильно. Если бы это известие пришло немного позже, он был бы уже невменяем. А сейчас он еще только «приступил» и знал, что делать. Он подошел к окну и стал громко звать своего слугу, пока тот не откликнулся сонным голосом из какого-то закутка за домом.

— Седлай мула! — крикнул доктор. — И одевайся сам! Возьми фонарь. Да поживее!

Через пять минут доктор выезжал из деревни, его слуга трусил рысцой впереди, словно ведомый кружком света от фонаря, метавшимся по вьючной тропе. Рядом долгое время тянулась полоса деревьев, опавшие плоды которых, смятые и раздавленные копытами мула, источали стойкий приторный аромат. Этот аромат заглушал горячий, маслянистый запах

фонаря и подымался с тропы в холодный воздух.

Доктор нагнал преподобного Макиннона, который ехал на своем коренастом сером мерине в темноте и одиночестве.

Свет фонаря позволил доктору ясно увидеть бледное продолговатое лицо пастора и его гладкие седые волосы, ниспадавшие сейчас на лоб и полные колючек с высоких сорняков, росших по краю обрыва, вдоль которого пролегала тропа.

— Вы уже слышали?! — произнес доктор вместо приветствия, и они продолжали свой путь вместе, ведомые раскачивающимся и подскакивающим фонарем. ¹ Пастор как будто клевал носом.

Оставшись один, Джозеф присел на камень у докторского дома. Никто ведь не научил его, что делать после того, как он выполнит поручение отца, и он чувствовал смятение и беспокойство. Дома доктора и преподобного Макиннона стояли на выезде из деревни. Кто же сообщит всем людям в долине о том, что случилось в горах? Джозеф вскочил с камня и побежал в деревню, где начал бестолково метаться по улице от дома к 'дому, громко

53