Вокруг света 1967-05, страница 57

сен. Он неизменно дополнял знакомые моти^ вы чем-то своим. И хотя эти его сочинения были осмысленны не более чем раскаты грома, каждая «песнь» обладала удивительной, всепроникающей силой: казалось, она нисходит, обволакивает вас со всех сторон.

Преподобный Макиннон и доктор Раши встретили охотников милях в пяти от деревни. И пастор и доктор услышали впереди лай собак и увидели огни фонарей, мечущиеся в ананасовых кустах на плантации в горной седловине.

Обе группы должны были встретиться на краю долины, на тропе, протоптанной в сплошном массиве хедихиума. Ночь была холодная, с высоких, потерявших очертания горных вершин спускался туман, заполняя постепенно всю долину. В воздухе слышался только слабый, приглушенный звон: «тванг-тванг!» — этот звук издавали копыта мулов, ступавших по камням, покрытым длинными листьями хедихиума.

— Эй! — крикнул слуга доктора, завидев свет фонарей., — Это ты, масс Кен? И это ты, масс Хантли?

— Да-а! ■— медленно прокатилось слабое эхо ответа и растаяло где-то в долине. — А кто здесь?

— Доктор. Доктор и пастор. Как масс Эмброуз?

— Ему конец...

Фонари освещали обескровленное, землистое лицо. Оно было так искажено, что приобрело несвойственное Эмброузу Бекетту при жизни выражение жестокости и циничной злобы.

— Ну и ну!.. Будь я проклят! — пробормотал доктор Раши. Потом, вспомнив о пасторе, обернулся к нему, -г— Прошу меня извинить, но взгляните сами!

— Взглянуть? На что? — холодно произнес преподобный Макиннон. Он всегда недолюбливал этого доктора, а сейчас особенно.

— На его лицо. Вы много видели на своем веку мертвецов?

— Не считал. Столько же, сколько и вы, вероятно.

— Вот именно! — воскликнул доктор. — Во всяком случае, достаточно. Но где вы видели, чтобы мертвецы были с одним открытым глазом? Как известно, обычно у умершего человека оба глаза открыты. Или уж оба закрыты. Но так!.. Дьявольщина какая-то, правда?

— Я полагаю, что это не имеет существенного значения, доктор, — сказал преподобный Макиннон. Его длинная и некрасивая шотландская физиономия сморщилась в гримасе отвращения. Только присутствие охотников удерживало пастора в ^ рамках вежливости.

— Конечно, существенного значения это не имеет, — отозвался доктор. — Я просто хотел обратить на это ваше внимание. А сейчас, мне думается, делать нам здесь больше нечего. Бекетта нужно доставить домой.

На обратном пути в долину доктор и пастор ехали позади всех.

— И как такое случилось, а, доктор? — первым нарушил молчание преподобный Макиннон. — Просто ума не приложу!

Его угнетало то, что он не любит доктора, «ближнего своего». И раньше он не раз задавал самому себе вопрос: как получилось, что он, служитель бога, не сумел установить контакта с этим веч

но пьяным, опустившимся, изолированным от общины существом?

— Ничего тут нет удивительного, — ответил доктор. — Знаете ли вы, сколько в мире существует способов умертвить человека? Я как-то подсчитывал от нечего делать. Тысячи, буквально тысячи!

Преподобный Макиннон не нашелся, что сказать Он знал по опыту — лучше не связываться с этим одиноким, ожесточенным человеком, который, что ни говори, оберегал здоровье жителей не только всего прихода, а еще и двух десятков деревень вокруг.

«И не такой уж он хороший врач», — подумал было преподобный Макиннон, но тут же устыдился и этой мысли и того, что она доставила ему удовольствие.

— А ведь вроде бы такой сильный и энергичный человек! — произнес пастор немного погодя. Его стала угнетать эта зловещая ночь — густой туман, несущий в лицо холод и сырость и заполнивший всю долину, отчего казалось, будто путники бредут прямо по воздуху; и эти фонари, которые все время качались, качались, освещая молчаливых мужчин, неловко карабкавшихся с самодельными носилками по горной тропе.

— Да, он был сильным человеком, — сухо подтвердил доктор.

— Совсем недавно я видел, как он корчевал с сыновьями участок — тот, что вверх по реке. И знаете, он один делал вдвое больше, чем оба его сына... — продолжал преподобный Макиннон.

— Да, Бекетт был хорошим фермером, что верно, то верно, — откликнулся доктор все тем же тоном.— Судя по тому, чего он достиг за последние годы, он был именно таким. Он знал, чего хотел, — в этом все дело.

— Он был примером для всей общины!.. — торжественно проговорил Макиннон. — Богобоязненный и разумный человек. Примерный семьянин. Ему недоставало только образования. А то он мог бы стать мировым судьей. Да, он был примером! Примером христианина.

— Ну что ж, может быть, его сыновья тоже станут такими, — сказал доктор. — Имея такого папашу, им ничего другого не остается.

— Эти семена, к сожалению, упали далеко от корня, — возразил преподобный Макиннон. — У Томаса, как и у отца, есть чувство долга, но он слаб. А Сидней думает только о себе и о собственных удовольствиях. Он причинял Бекетту немало хлопот.

— Неужели? — вежливо осведомился доктор.

— О да! Для отца он был источником постоянных огорчений. Как вы думаете, который из них унаследует арендованную землю? Томас или Сидней?

— Не могу сказать, — ответил доктор. — Я ведь врач, а не адвокат Бекеттов. Вероятно, они поделят землю поровну. Бог ты мой, земли у покойного было вполне достаточно для здешних мест.

Преподобный Макиннон насупился и заерзал в седле. «О великий боже, — подумал он, — сделай

55