Вокруг света 1967-06, страница 18

л а. Окаменела на одной страстной мысли: «Он жив!»

Бледная, как та марля, которую она каждый день простирывала в речке, она только смотрела на нас огромными гневными глазами, и под этим взглядом каждый, от комбата Смирнова до простого краснофлотца, начинал чувствовать себя последним негодяем: мы же ничего не делали, чтобы выручить старшину!

Нет, это, конечно, не точно: не делали! Комбат приказал перенести возможно ближе к передовой самый сильный из громкоговорителей, имевшихся в нашем распоряжении. По ночам он работал на полную громкость: Василий Михайлов, если он был жив, если он полз между торфяными кочками, в кустах багульника и голубики по проклятому Бабьему болоту, должен был слышать его голос и ориентироваться по нему.

Дважды или трижды разведчики производили короткие поиски в злосчастной омшаре, но, конечно, возвращались ни с чем: полтора километра в ширину, три с лишним — в длину; темень, густейшая заросль; на каждом шагу —- мочлявины с железистой, остропахучей водой... Где искать неподвижное тело в этом первозданном хаосе?

Во вторник комбат сговорился со штабом района: из тыла полетела трепыхалка По-2, раза три или четыре перекрестила болото на бреющем. Враги, заподозрив что-то, начали бить по трясине; летчик улетел, ничего не обнаружив.

Но всего этого было недостаточно Кате. Тысячу раз на дню она поднималась на Сухой холм, садилась там на старый белый валун и смотрела туда, в рыжее пространство болота; смотрела, смотрела... И когда ее маленькая фигурка попадала нам на глаза, самые толстокожие из нас то хватались за голову, то били кулаком по чему попало, то закусывали губы, точно острая боль вдруг не давала дохнуть. «А! Еще эта Шелестова тут! И без нее тошно!»

А одиннадцатого утром случилось.

Комбат Смирнов только что позавтракал, когда к нему в штабной блиндаж, едва доложившись, ворвалась санитарка . Шелестова. Вот теперь на ней и впрямь лица не было. Теперь она вся тряслась, плакала, задыхалась, не могла ничего объяснить толком.

— Товарищ комбат! Товарищ комбат! Скорее, скорее!. Он там!

Я знаю где: под тремя елушка-ми, середь самого болота. Он живой, ему Помочь надо!

Комбат, насупясь, встал, однако, из-за стола.

— Да откуда ты взяла, Шелестова?

— А туда... А туда... Туда Стрижик пикирует! О-о-ойГ

Дело в том, что предшествующие дни Катюша Шелестова если отчасти и огорчалась тем, что, как ей казалось, никто в батальоне .ничего не делал для спасения товарища, то искренний ее гнев вызывал только этот незначительный персонаж, Стрижик. Стрижик считал отсутствие старшины вполне естественным... Не впервой! И то, что у него не появилось никакого смутного чувства тревоги, что птичий инстинкт, о котором столько говорится и пишется, не подсказал ему опасения, почудилось Кате сначала успокоительным, а потом гадким. Признаком полного равнодушия, какой-то изменой... Где логика? — опросите вы. А откуда быть логике, когда лицом к лицу встречаются война и любящее женское сердце?

Стриж все эти дни вел себя самым беспечным образом: носился вокруг батальонных построек, ловил мошек, преспокойно улетал на десятки минут то за Ломоно-сово, в наш глубокий тыл, то за фронт, к врагам... Все три ночи он, как всегда, ночевал на своей печной заслонке в старшинской землянке. И вдруг сегодня с утра с ним произошло неожиданное.

Первым это заметил мальчик Костька... По утрам, пока насекомых еще мало, стриж ежедневно появлялся над Костькой, и Костька кормил его заранее заготовленной живностью из рук, очень дорожа этой честью. Стоило парнишке закричать пронзительным дискантом: «Стрижка, Стрижка!» — он налетал на кормильца сразу со всех сторон, за ночь ему подводило брюшко. А сегодня не получилось!

Стриж, правда, принесся к Косте, но, сделав над ним круга два-три, с визгом помчался к болоту... Вернулся и унесся опять... И теперь — «Кать, ты слышишь, Кать!?» — он никак не летит домой. Он неустанно кружится над омшарой и все время пикирует там в одно и то же место!.. «Вот поди глянь сама!..»

Катюшу не надо было приглашать. Как только она и далеко отставший Костя оказались наверху у валуна, быстрая птичка с пронзительным верещанием промельк

нула над цими... Раз, два, круг, другой, как серпом режет, как серпом... И вот он уже несется вдаль... Вот он над зелено-рыжим печальным пятном болота...

Там — не на самой середине омшары, а несколько правее ее центра и чуть ближе к врагам, нежели к нам, — был еле заметный бугорок, на котором росли, кое-как впившись в зыбкую почву, три е^ушки чуть повыше, чем окружающий хилый сосняк... Были там еще и мелкие березы, но эти три елки поднимались над ними, мотая по ветру крестообразными маковками. Сегодня, в яркий солнечный день, они были видны очень хорошо — отовсюду видны; от немцев, с юга, лучше, чем от нас, против солнца... И так же хорошо Катины преданные глаза увидели над ними стрижа. Крошечная черточка, еле заметная быстролетная точка то взлетала высоко над этими елками, то ^ремглав падала вниз до самой земли, точно так, как недавно, когда старшина прятался от своего крылатого вырощенника и вы-хоженника вон там, между батальонными блиндажами, в старой, поросшей бурьяном канаве... «Товарищ комбат! Он там! Он живой! Скорее, скорее!»

Вообразите себя на месте комбата Смирнова. Война — дело такое, не шуточное... Без вести пропал человек, разведчик! Если он там, в болоте, насквозь простреливаемом с обеих сторон, — надо посылать туда, к самому немецкому переднему краю, других людей, таких же, как он... Бывало,' попавшие в трудное положение бойцы давали о себе знать. Ракетой, дымовой шашкой, по-разному, но как на войне полагается. А тут — стриж?.. Чепуха какая! Бабьи выдумки! А вместе с тем...

— Зиф, дай-ка мне твой цей-совский, я свой в чистку отдал... Пойдем посмотрим, а? — неуверенно сказал комбат. — Веди, Шелестова, откуда это видно... Ну, нюни разводить не будем: война... Шелестова, война!

Старший лейтенант административной службы Зиф давно перестал высказывать научные точки зрения на пернатых — черт их ведает; в книгах про такое не пишут! С биноклем они трое поднялись на Сухой холм.

— А что ты скажешь, начштаба? — проговорил Смирнов после долгого и внимательного наблюдения за районом трех елок. — Ничего там, конечно, не видно, но..-.

16