Вокруг света 1967-06, страница 27
В БЛИЖАЙШИХ НОМЕРАХ: «ЧЕРНЫЕ СЛЕДОПЫТЫ НАЙДУТ МЕНЯ» — очерк польского пи-сателя-путешественника Люциана Воляновского. «ПАПА ХЕМИНГУЭЙ» — отрывки из книги А. Хочнера. нием узнавали тех, кто полчаса назад приносил нам слоеные плэ-чинте и горящие огнем во рту зеленые «чушки». Искреннее веселье артистов захватило зал, и когда часы били 12 — все сроки истекли! — посетители ресторана и его хозяева дружно отплясывали переницу, нехитрую, веселую переницу, которая, как сказка про белого бычка, не имеет конца... Карнавалы в румынском городе Брашове стали уже традицией — мйлой, веселой традицией, которая привлекает молодежь (а ее в городе с тех пор, как разросся тракторный завод, стало очень много) и, конечно, туристов. А кто из приезжающих в Болгарию не стремится попасть в Белоградчик, маленький городок, полоненный скалами? Каждый год, в конце мая, здесь отмечают радость приходящего лета. И звенит, не умолкая, эхо в высоких скалах, горят костры, и охапками роз засыпают самых смелых восходителей... Венгерский Эгер остается в памяти каменными сводами винных подвалов, старых, как сам город, покрытых серой благородной плесенью, холодных и сумрачных. Там на массивных дубовых столах при свете свечей золотым обручем светится в бокалах традиционное вино — «эгерская девушка». Торжественные виноделы не спеша обходят круг гостей, восседающих на дедовских стульях с прямыми спинками, и длинной стеклянной трубкой из бочки сказочных размеров разливают вино по бокалам... Да, путешественник настойчиво ищет примет индивидуальности — в характере города и в лице его, ведь только то остается в памяти, что расцвечено своей неповторимой палитрой. Можно было часами бродить по старым, продуваемым морскими ветрами улицам Констанцы. Там, где на зеленых склонах тротуаров, вырвавшись из плена музейных стен, стоят фрагменты барельефов, амфоры, скульптуры; где за широкими стеклами океанариума колышут плавниками сказочные рыбы; где бронзовый Овидий (Констанца — это бывший Томис, куда был сослан римский поэт) смотрит на подступившие к нему новые, словно вобравшие в себя весь свет южного солнца, дома. Вообще не требовалось особой наблюдательности, чтобы заметить, как резко делятся сегодня города на старые кварталы и новые. Новые кварталы Братиславы и Веспрема, Бухареста и Софии радовали обилием света, красок, изящной планировкой — короче, современностью архитектурного решения, а порой и своими, уже обретенными приметами. Пражский аэропорт Рудзи запомнился не только потому, что это было современное здание, окруженное кольцом столь же новых домов. В здании аэропорта взгляд приковывали старинные деревянные куранты, мыслью они переносили тебя на Вацлавскую площадь с массивным зданием «Музея богемы» и маленькими магазинчиками с окнами, забранными жалюзи, — ко всему тому, что называют старой, Златой Прагой... Одна деталь. Но ее можно увидеть только в аэропорту Праги, так же как амфоры на улицах Констанцы или карнавал в Брашове. Гвоздика на камне С горы Славин островерхие крыши Братиславы видны как на ладони. С высоты, на расстоянии, вдали от шумных перекрестков залитые солнцем зеленые улицы и трубы нефтеперерабатывающего комбината, и шпиль ратуши неподалеку от некогда «высотного» дома — темной громады конца прошлого века, и кварталы светлых новых домов, и толпящиеся у причала суда — все сливается в единую дышащую покоем картину. И, любуясь ею, наслаждаясь ровным ритмом города, ты на минуту забываешь, какой ценой было завоевано это мирное солнечное утро. Но стоит лишь обернуться и взглянуть на обелиск, что стоит на самой вершине горы, на серые камни изголовья могил — и сердце сжимается от горя и благодарности к тем, кто навсегда остался лежать здесь. Тысячи, тысячи могил... Ты идешь сквозь этот гра нитный строй, и каждая фамилия — сколько среди них русских! — отдается в сердце болью. На многих плитах нет золотых букв — лишь белая гвоздика... Тяжело видеть, как мяч, вырвавшийся из рук мальчика, бежит по дорожке к этим безмолвным камням. Но ради чего гибли люди? Разве не ради этих детей, полных движения, жизни, радости?.. На берегах Дуная — на горе Геллерт в Будапеште, и в старом болгарском городе Видине, и над быстрой Савой, притоком Дуная, на горе Калемандан, в Белграде, — высятся памятники освобождение, горит вечный огонь. В память о тех, чьей кровью пропитаны придунайские земли. Болгарских, ю*-ославских, чешских, румынских партизан, венгерских коммунистов, замученных в фашистских застенках, героев Словацкого национального восстания. В память советских освободителей. Люди, жившие еще так недавно. Их подвиги отмечены сегодня печатью вечности. * * * 1867 километров — от причалов Братиславы до Измаила — и тысячи километров «сухих» дорог остались у нас за спиной. Скрылись за горизонтом волны, берега, мосты Дуная. Но со стереоскопической глубиной, которой, быть может, не было в пути (и помехой тому были то пьянящий ветер, то бегущие по воде облака, то хмурый взгляд береговых скал), видится каждый миг плавания. За вольным и могучим обликом реки открываются радость и заботы, приносимые человеку волнами Дуная; за зеленым разливом берегов — города, которые тянутся к реке, дороги, которые бегут к ней и от нее, люди, которые уже много веков назад связали свою жизнь с этой водной магистралью; за четкими контурами мостов — единение земель, стран, людей. Единение, которое стало реальным только недавно. Самым длинным мостом из всех виденных нами в пути был Дунай... 25 |
