Вокруг света 1967-07, страница 29

рявое дерево. А вверху, под самым потолком, веселое лучистое солнце.

— Где-то недалеко отсюда колодец, — стал припоминать Александр Иванович. — Когда нас гитлеровцы замуровали, люди нам иногда продукты в ведре опускали.

Стали искать колодец. И вскоре нашли его. Почти у самой воды висело спущенное на веревке ведро с какой-то снедью. Это был сейчас чей-то холодильник... Знают ли люди, живущие в том дворе, что когда-то их колодец спас жизнь многим партизанам? А может, и они в свое время выручали партизан?

Юдин сделал в блокноте пометку, нужно обязательно навестить хозяев колодца.

Недалеко от колодца Александр Иванович нашел свои старые знаки и уверенно повел нас по извилистым ходам.

— Где-то здесь была база. Да-да, где-то здесь.

Мы разошлись по узким коридорам. Бродили по

ним, всматриваясь в старую кладку. Быть может, партизаны, покидая свою базу, заложили камнями подходы к ней?

Несколько часов поисков не дали никаких результатов.

— Разбирайте все забутовки, какие только найдете, — приказал Валерий.

Под руками Володи Никулина что-то жалобно звякнуло.

— Смотри, бутылка, — удивился он. Взял ее, рукавом обтер пыль. В бутылке лежали какие-то бумаги. Осторожно вытряхнули их. Это были документы, завернутые в листок из книги.

— «Ничего, ничего бы я не желал... — прочел Валерий, — ...ничего бы не желал, ежели бы я только был там, — думал Ростов. — Во мне одном и в этом солнце так много счастья, а тут... стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность... Вот опять... что-то, и опять все побежали куда-то назад, и я побегу с... вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня... Я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды...»

— Это же «Война и мир», — сказал Курчиков.

Валерий взял документы. Какая-то справка...

— «Дана сия г-ну Ищенко Ивану Максимовичу...»

— Ищенко? — переспросил Щерба. — Это наш. Погиб, рассказывали мне. Как из катакомб ушел, так вскорости и погиб.

Щерба взял справку, стал дочитывать ее:

— «...в том, что он действительно работал в г. Лубны по ремонту печей и помещений, отведенных для германских войск. К работе относился добросовестно...»

— Вот тебе и партизан, — разочарованно сказал Никулин.

— Погоди, — оборвал его Щерба, — «...К работе относился добросовестно. По окончании работы выезжает по месту жительства семьи... Голова Лубенского райуправления Валуйко... 10 июня 1942 года»...

— Печечки для германских войск добросовестно делал Иван Максимович, — снова съязвил Никулин.

— Это фальшивая справка, —- твердо сказал Щерба. — А делал ее я. И печать эту — тоже. Из резиновой подметки.

Потом Щерба развернул еще одну справку, на имя Никифора Сидоровича Закатного.

— И эта фальшивая. Тоже я делал. И тоже — для Ивана Максимовича...

Среди бумаг — хорошо сохранившийся паспорт.

Ищенко Иван Максимович... 1911 года рождения... уроженец села Роксоляны... в Молдавии...

Мы снова перещупали каждый камешек, пересеяли руками пыль, но больше ничего не нашли.

...Подходило контрольное время. Нужно было возвращаться. Бесконечный каменный коридор становится чуть выше и просторней. Дохнуло свежим воздухом...

Яркое, ослепляющее солнце клонится к закату. Мир напоен ароматом зелени и моря... Мир яркий, нарядный.

И это так остро чувствуешь после дней, проведенных в катакомбах!..

— В следующую субботу идем на Куяльник? — спрашивает Щерба.

— Да, — говорит Юдин. — Встречаемся у Иванова.

Я видел в Куяльнике разрушенный дом. Дом Иванова. Белые кирпичи, валявшиеся вокруг, густо заросли ползущей травой. А из одного камня—пря-мо из камня —- выбросила зеленый росток березка Березка и рядом стена, облупившаяся и потрескавшаяся, покрытая копотью, вся в пробоинах от пуль и осколков.

— Ты внимательнее присмотрись к стене... Ни-

27