Вокруг света 1967-08, страница 46

В. ДРУЖИНИН

КРУЖЕВНИЦА

ААЕЛИЯ

л м еловек, поведавшим мне о ней, говорил по-ЙЛ французски плохо. К тому же он сам никогда ЯL не видел Амелию и передавал то, что спы-^ шал от других.

По его словам, Амелия родилась и провела всю жизнь в Брюгге, на Северной Песчаной улице около Пятничного рынка. И мать и бабушка Амелии были кружевницами. Тут мой собеседник сложил пальцы щепоткой, и потер, и подул на них, показывая, до чего тонкие, прямо-таки воздушные кружева плела Амелия.

Ходили слухи, что она одна в городе знала секрет старых бельгийских кружев — тех вечных, не-износимых кружев, которых мастерица может сделать не больше тридцати сантиметров в год.

В Генте есть портрет Марии-Терезы в платье из таких кружев. Портрет был прислан как награда тысячам фламандок, соорудившим необычайный наряд. Надменная императрица возносится над подданными, окутанная сказочным облаком.

В наше время кружевное искусство захирело. Амелия делала салфетки, повторяя одни и те же звезды и цветы, — ничего другого не требовал от нее магазин на главной улице, возле отеля «На дюнах». Однако кое-что она плела не по заказу, а для души, и те, кто видел эти изделия, восхищались умением и фантазией мастерицы.

Говорят, когда-то у Амелии был муж. Одна из барж, что плавают по каналу к морю, принесла ей красивого, смуглого парня из дальних краев. Свадьбу сыграли на барже в погожий майский день четырнадцатого года. Лишь раза два муж наведался к Амелии, а потом разразилась война...

Амелия состарилась в своем кресле вдовицы, у керосиновой лампы. Как все кружевницы, она ставила на стол... Тут фламандец сблизил ладони, словно обнимая хрупкий сосуд. Да, на стол ставится стеклянный шар с водой. Он смягчает свет и собирает его в один луч, направленный прямо на плетенье.

Все же работа для глаз тяжелая. Немного легче бывает в ясные летние дни, когда кружевницы выходят на свежий воздух. Они сидят у своих домов, в креслах, с подушечками на коленях. Туристам нравится смотреть, как на фоне бархата возникают нитяные звезды.

Так сидела и Амелия — на своей улице, недалеко от Пятничного рынка. Грянула новая, вторая война, городом снова завладели оккупанты, но Амелия не пряталась, ее видели на том же месте. Мимо нее катились немецкие орудия и танки. Болтали тогда про Амелию всякое. Будто ей нечего бояться немцев — она, мол, с ними в дружбе. Плетет кружева для полковниц и генеральш...

Амелия действительно имела клиентов в высоких сферах, но мало кто знал, зачем ей это было нужно. И чем заняты ее мысли, когда она сидит на улице или у окна и быстро двигает коклюшками.

По Северной Песчаной войска двигались часто. Улица выходила к автостраде Брюссель — Остенде. Амелия могла плести почти не глядя — глаза ее были устремлены на тусклые каски, на броню цвета подгнившей травы.

Должно быть, полицейский уже закончил ленч и скоро отправится в путь. Спохватившись, начинаю понимать, что время утратило для меня свою четкость. Однако стальной счетчик времени на моей левой руке нет-нет да и напомнит о себе. Нельзя бежать от времени, от него не скроешься даже в австралийском буше.

Не буду нагонять на вас тоску подробным описанием того, «как все это было». Разумеется, я был

найден по следу и вечером взволнованно рассказывал в Куннунур-ре о своем «бегстве» и «поимке». Первым слушателям я рассказывал все очень подробно, подошедшим попозже та же история вследствие усталости оратора излагалась уже со значительными сокращениями, для тех же, кто пришел совсем поздно, повесть о приключении была сведена к одной-единственной очень по-австралийски сформулированной фразе. В переводе она звучит

примерно так: «Он нашел меня чертовски быстро». И в самом деле, не найди он меня — этого репортажа наверняка не было бы.

Все-таки это было диковинное зрелище. Я сидел в буше за сожженным молнией деревом и сам все видел. Высокий чернокожий человек, держа в руке ка-кую-то ветку, шел зигзагом, точно держась за невидимую нить. Позади шел полицейский. Когда следопыт терял след, он задерживался на том месте, где тот

44